— Велик Бог! — воскликнул он, завершив приветствие.
— И благословенны служащие ему! — ответил египтянин, удивляясь точному повторению своего восклицания. — Но подождем, — добавил он, — подождем, ибо смотри, к нам движется еще один!
Они обратили взгляды на север, где уже можно было разглядеть третьего верблюда. Они ждали, стоя бок о бок, пока прибывший не спешился и не подошел к ним.
— Мир тебе, брат мой! — сказал он, обнимая индуса.
И индус отвечал:
— Да свершится воля Божья!
Пришедший последним совершенно не походил на своих друзей. Он был уже в кости, белокож, масса вьющихся светлых волос служила великолепной короной для его маленькой, но дивной формы головы, теплота синих глаз свидетельствовала о тонкой, доброй и смелой душе. Он был простоволос и безоружен. Под складками тирского одеяла, которое он носил с бессознательной грацией, виднелась туника. На ногах — сандалии. Пятьдесят, — может быть, больше — лет миновали его, отразившись только в степенности манер и значительности речи. Физические силы и ясность души остались нетронутыми. Нужно ли говорить, какой род дал эту поросль? Если сам он не родился в Афинах, то предки его — несомненно.
Когда руки грека оторвались от египтянина, последний сказал дрожащим голосом:
— Дух привел меня первым, а значит, я избран служить моим братьям. Шатер поставлен, и хлеб готов.
Взяв братьев за руки, он ввел их внутрь, разул и омыл их ноги, полил воду на руки, а затем вытер их.
Омыв собственные руки, он сказал:
— Поедим, чтобы набраться сил на остаток дня. За едой мы узнаем, откуда пришел каждый и кто он.
Три головы одновременно склонились, руки скрестились на груди, и они произнесли хором простую молитву:
— Отец сущего, Бог! Тобою дано нам это, прими нашу благодарность и благослови свершить волю Твою.
С последним словом они подняли глаза и с удивлением смотрели друг на друга. Каждый говорил на языке, доселе неведомом другим, однако все прекрасно понимали сказанное. Души их трепетали в приливе божественного чувства, ибо в этом чуде они узнали Божественное Присутствие.
ГЛАВА III
Говорит афинянин — вера
По летоисчислению того времени, описанная встреча состоялась в семьсот сорок седьмом году от основания Рима. Месяц был декабрь, и зима царствовала всюду к востоку от Средиземноморья. Путешествующего по пустыне в такое время скоро догоняет прекрасный аппетит, и собравшаяся в маленьком шатре компания не была исключением из правила. Они были голодны, поели от души и, выпив вина, заговорили.
— Для путника в чужой земле нет ничего слаще, чем услышать свое имя из уст друга, — сказал египтянин. — Впереди у нас долгий путь. Пора познакомиться. Потому, если все согласны со мной, пусть пришедший последним говорит первым.
Медленно поначалу, как будто проверяя себя, грек начал:
— То, что я должен рассказать, братья, странно. Я до сих пор не сознаю себя. В чем я более всего уверен — что выполняю волю Господа, и служение это есть непрекращающаяся радость.
Праведник замолчал, не в силах продолжать, а остальные, уважая его чувства, опустили глаза.
— Далеко на западе, — начал он снова, — есть страна, которая никогда не будет забыта, хотя бы потому, что мир слишком многим обязан ей, и обязан тем, что приносит человеку чистейшее удовольствие. Я не говорю об искусствах, философии, риторике, поэзии и войне — слава ее, братья, вечно будет сиять совершенными буквами, которыми Тот, кого мы должны найти и провозгласить, станет известен на земле. Страна, о которой я говорю, — Греция. Я — Гаспар, сын Клеанта-афинянина.
— Мой народ, — продолжал он, — привержен знанию, и я унаследовал ту же страсть. Так случилось, что два наших величайших философа учили: один — доктрине о Душе, обитающей в каждом человеке, и ее Бессмертии, а другой — доктрине Единого Бога, который есть Совершенная Истина. Из множества предметов, о которых спорили школы, я выбрал эти, как единственно стоящие труда на разрешение, ибо полагал, что существует неизвестная еще связь между Богом и душой. Однако здесь, как непреодолимая стена, возникает вопрос о смерти, и единственное, что остается человеку, это остановиться перед ней и взывать о помощи. Так я и поступил, но никакой голос не ответил мне из-за стены. В отчаянии я покинул города и школы.
При этих словах улыбка одобрения осветила изможденное лицо индуса.
— В северной части моей страны, в Фессалии, — продолжал грек, — есть гора, известная как обиталище богов. Ее имя — Олимп. Я нашел там пещеру и превратил каждое свое дыхание в мольбу об откровении. Веря в Бога, верховного и незримого, я верил, что можно так устремить к Нему свою душу, что он смилостивится и даст ответ.