На столе перед ним лежал развернутый свиток пергамента, покрытый затейливой вязью иврита; за его спиной, почтительно склонившись, ждал распоряжений дородного вида служитель.
Собравшиеся явно обсуждали какой-то сложный вопрос, но к тому моменту, когда они предстали нашему взгляду, общее мнение было найдено, и достопочтенный Энлиль, не двигаясь, подозвал служителя:
– Пст!
Тот, приблизившись, склонился еще ниже.
– Ступай и скажи царю, что мы готовы дать ему ответ.
Не мешкая, служитель удалился.
Спустя некоторое время в помещение вошли два офицера придворной стражи и замерли по обе стороны от двери; вслед за ними во дворик медленно вступила в высшей степени примечательная персона – старик в пурпурной мантии с алым подбоем, схваченной на талии лентой из золота столь тонкой работы, что эластичностью не уступала коже; пряжки сандалий сверкали драгоценными камнями; узкий обруч короны филигранной работы играл поверх тарбуша из мягчайшего бархата малинового цвета, спускавшегося на плечи и оставляющего открытым шею. Вместо печати к поясу был пристегнут кинжал. Старик прихрамывал и тяжело опирался на трость. На всем своем пути до дивана он не останавливался и не поднимал взгляда от пола. Лишь приблизившись, он, словно впервые заметив присутствующих, обвел собравшихся надменным взглядом, словно выискивая среди них врагов. Таким был Ирод Великий – телом страждущий от множества болезней, совестью ожесточенный злодеяниями, сознанием царственно талантливый, душою равный римским цезарям; достигший уже семидесяти шести лет, но хранивший свою власть, как никогда ранее, с подозрительной ревностью, с деспотичной мощью и непреклонной жестокостью.
По рядам собравшихся прошло движение – более старшие подались вперед в поклоне, более почтительные привстали и преклонили колена, возложив руки на грудь.
Обведя взглядом ряды собравшихся, Ирод сделал несколько шагов и приблизился к треножнику, остановившись напротив достопочтенного Энлиля. В ответ на его холодный взгляд тот лишь склонил голову и слегка приподнял руки.
– Ответ! – с высокомерной краткостью произнес царь, обращаясь к Энлилю, и водрузил перед собой трость, опершись на нее обеими руками. – Ответ!
Глаза патриарха мягко сверкнули. Вскинув голову и глядя прямо в лицо вопрошавшему, он произнес:
– Да дарует мир тебе, о царь, Бог Авраама, Исаака и Иакова!
Произнеся эти слова молитвенным тоном, он изменил образ речи и более деловым тоном, но торжественно изрек:
– Тебе было угодно вопросить нас, где должен появиться на свет Христос.
Царь склонил голову, не отрывая взгляда от лица мудреца.
– Таков был вопрос.
– Ныне, о царь, я объявляю тебе от своего собственного лица, равно как и от лица моих собратьев, ибо нет среди нас ни одного не согласного с этим: в городе Вифлееме, что в Иудее.
Энлиль бросил взгляд на лежавший на треножнике пергамент; указывая на него своим дрожащим пальцем, он продолжал:
– В Вифлееме, что в Иудее, ибо было написано пророком: «И ты, Вифлеем, что в стране Иудейской, будешь не последним среди князей Иудеи, поскольку из твоих пределов придет Тот, Кто будет править моим народом Израилевым».
По лицу Ирода пробежала тень тревоги. Несколько мгновений он раздумывал, не спуская взгляда с пергамента. Присутствующие затаили дыхание, никто не произносил ни слова – ни они, ни царь. Наконец Ирод резко повернулся и вышел из залы.
– Братья, – произнес Энлиль, – мы можем разойтись.
Собравшиеся поднялись со своих мест и, разбившись на группы, потянулись к выходу.
– Симеон, – позвал Энлиль.
Мужчина лет пятидесяти, еще вполне крепкий, отозвался и подошел к мудрецу.
– Возьми этот священный пергамент, сын мой, и осторожно сверни его.
Приказ был незамедлительно исполнен.
– Теперь помоги мне подняться и проводи меня до паланкина.
Мужчина склонился к старику, протягивая руки; старик оперся на них, с трудом поднялся и неверными шагами направился к выходу.
Так покинули залу совета президент Верховной Коллегии и Симеон, его сын, которому предстояло унаследовать мудрость, познания и пост своего отца.
Поздним вечером того же дня трое мудрецов лежали в клетушке караван-сарая без сна. Каменные изголовья, служившие им подушками, позволяли держать головы так высоко, что они могли видеть сквозь арку открытое небо. Всматриваясь в мерцающие звезды, они размышляли о следующем знамении. Как оно произойдет? Что это будет? Наконец-то они добрались до Иерусалима; они спросили у входных ворот города о Том, Кого искали; им было суждено стать свидетелями Его рождения; оставалось только найти Его; и в исполнение этого они вкладывали всю свою веру в Духа. Люди, внимающие голосу Бога, или ждущие знака Небес, не могут спать.