Заявления Элада приобретают чрезвычайную важность по другой причине. Во время проведения египетской операции Джибли, желая ввести в курс дела Моше Даяна, находящегося с официальным визитом в США, отправил ему письмо, датированное 19 июля 1954 года, которое начальник генерального штаба порвал. Лица, продолжившие впоследствии расследование этого дела, станут уверять, что копия этого письма, фигурирующая в документах спецслужб, является фальшивкой, сфабрикованной по распоряжению Джибли. Стремясь дискредитировать версию Джибли и подтвердить лжесвидетельство Элада, секретарша перепечатала письмо и добавила в абзац, где говорилось о совершении покушений, слова «по приказу Лавона».
Судебный процесс в Каире вызвал в Израиле бурю эмоций. Накануне первого заседания проживающий в Египте еврей по имени Кармонах покончил с собой (по другой версии он был до смерти избит египетской полицией). 21 декабря в тюремной камере сводит счеты с жизнью Макс Беннет. Находящаяся в числе обвиняемых молодая женщина совершает две попытки суицида. Немногие догадываются о том, что декабрь 1954 и январь 1955 годов оборачиваются для израильских руководителей настоящим кошмаром. С одной стороны, они разворачивают перед иностранными державами обреченную на провал кампанию, пытаясь спасти обвиняемых в Каире; с другой стороны, комиссия Ольшана — Дори раскрывает чудовищное переплетение лжи, интриг и антагонизма в среде высших чинов министерства обороны.
Лавон возлагает большие надежды на комиссию, но быстро расстается со своими иллюзиями, увидев, что все свидетели, за одним исключением, настроены против него. Он понимает, что руководители спецслужб фальсифицировали вещественные доказательства и оказали давление на свидетелей. Находясь в нарастающем нервном напряжении, он теряет хладнокровие и по секрету сообщает одному из своих верных друзей, что Даян и Перес «организовали заговор с целью его устранения из общественной жизни» и что «поскольку ему не удается доказать свою невиновность в Каирском деле, он покончит с собой». В последующие дни он неоднократно подтверждает свои намерения, что производит большое впечатление на других руководителей Рабочей партии Израиля.
Заседания комиссии проходят в обстановке полной секретности и длятся десять дней. Информированный о ходе событий Шарет убежден, что Лавон будет признан виновным. Однако выводы, представленные комиссией 13 января, весьма неопределенны:
«Мы не получили бесспорных доказательств того, что начальник армейских спецслужб не получал указанных приказов министра обороны. В то же время мы не убеждены, что министр обороны отдавал приказы, которые ему приписываются».
Ознакомившись с этим двусмысленным текстом, Шарет начинает опасаться реакции министра обороны. И страхи эти небезосновательны. 18 января Лавон, вне себя от гнева, врывается в его кабинет: «Я стал свидетелем слепой ярости», — отмечает Шарет. Лавон возмущайся выводами комиссии («Лживый документ, вопиющая несправедливость», — кричит он), грубо критикует ее членов и заявляет премьер-министру, что будет требовать парламентского расследования. Ошеломленный Шарет пытается опровергнуть его обвинения, напоминает, как тот был доволен составом комиссии и обращает его внимание на тот факт, что обращение за помощью в парламент было бы эквивалентно выставлению дела на всеобщее обозрение. «В определенных условиях, — отвечает Лавон, — человека уже не волнует реакция общественности».