В мае 1956 года группа партийных руководителей собирается у него дома в Иерусалиме для обсуждения вопроса о выборах нового генерального секретаря Рабочей партии Израиля. Все считают, что на этот пост следует выставить только одну кандидатуру — кого-нибудь из самых известных членов партии. Предлагают многих, но тут Шарет «в шутку» говорит: «Ну что ж! Тогда, может быть, я стану генеральным секретарем партии». «Все засмеялись, — вспоминает Голда Меир, — кроме Бен-Гуриона, который ухватился за шутку Шарета».
«Превосходно! — вскричал он, — какая блестящая мысль! Рабочая партия Израиля спасена!» Хотя эта идея застает его товарищей врасплох, она потихоньку крепнет и в конце концов они приходят к выводу, что это, возможно, наилучшее решение проблемы. Через один-два дня Старик спрашивает Голду Меир:
— Разве плохо, если Моше станет генеральным секретарем партии?
— А кто будет министром иностранных дел? — вопросом на вопрос отвечает она.
— Ты, — спокойно говорит Старик.
У Голды Меир перехватывает дыхание. Она пытается его разубедить, объяснить, почему Это невозможно, но он не уступает. «Вот и отлично», — говорит он тоном, не допускающим возражений.
Во второй половине дня 2 июня два партийных деятеля — Пинхас Сапир и Залман Аран — отправляются к Шарету. При виде их он «взрывается от гнева». По мнению Сапира, «он знал, что это конец» и закричал: «Я знаю, зачем вы пришли! Вы явились, чтобы убить меня! Я согласен». Узнав о результатах этого демарша, Бен-Гурион ускоряет осуществление своего плана.
Отъезд Шарета даст возможность осуществить одно из самых секретных — и самых роковых — решений в истории государства Израиль: заключить союз с Францией. 19 июня 1956 года министр иностранных дел уходит в отставку. Дальше события развиваются стремительно. Через три дня, в ночь на 22 июня, французский военный самолет с Моше Даяном, Шимоном Пересом и начальником спецслужб Иехошуа Гаркави на борту взлетает с аэродрома, расположенного в северной части Тель-Авива. На маленьком аэродроме под Парижем их скромно встречают представители французской армии и шеф канцелярии министра национальной обороны полковник Луи Манжан, который привозит гостей прямо в замок, где должно состояться секретное совещание. Там к ним присоединяются генералы высшего командования Франции, среди которых Шалль и Лаво, а также представители служб разведки и контрразведки. Обе делегации обсуждают, как обуздать Насера и даже способы его свержения. Было решено начать немедленные массовые поставки французского оружия в Израиль, обменяться сведениями в рамках тесного взаимного сотрудничества обеих спецслужб и рассмотреть планы военных операций вплоть до открытой войны.
Согласовав все эти вопросы, израильская делегация представляет перечень военной техники, которую хотела бы получить: 200 танков АМХ, 72 истребителя «Mystere-IV», 40 000 штук 75-миллиметровых снарядов, 10 000 противотанковых ракет. Для израильтян это астрономические цифры, но французы и глазом не моргнули. Было решено, что перечисленное вооружение будет поставлено в Израиль в обстановке полной секретности, и французская делегация обещает сделать все необходимое в течение ближайших месяцев. Стоимость поставки оценена в 80 миллионов долларов.
25 июня довольные переговорами делегаты возвращаются домой. Бен-Гурион шепчет: «Конечно, это опасная авантюра, но что делать? У нас вся жизнь такая». Кабинет остается в полном неведении, и о переговорах знают только новый министр иностранных дел Голда Меир и министр финансов Леви Эшколь, которому предстоит собрать необходимые деньги для оплаты вооружения.
Весь июль Бен-Гурион проводит в напряжении, ожидая получения военной техники, к которому тщательно готовится. Первое судно приходит в ночь с 24 на 25 июля и немедленно разгружается в обстановке полной секретности. Эта ночь навсегда останется в памяти многих людей, знающих о содержании груза. Но другие запомнят эту ночь по совершенно другой причине: 26 июля 1956 года, через два дня после прибытия в Израиль первой партии французской военной техники, Насер провозглашает национализацию Суэцкого канала. Похоже, что на этот раз вспыльчивый полковник зашел слишком далеко. И вновь волна возмущения прокатывается по западным столицам. Лондон и Париж обсуждают принятие политических и военных мер, армия и флот обеих стран находятся в полной боевой готовности. В зале совещаний британской армии в Лондоне офицеры французского генерального штаба разрабатывают план сентябрьской совместной интервенции в Каир и Александрию.