«Двусмысленное письмо, что типично для «Форин оффис» — ворчит Бен-Гурион. В ответ он пишет Ги Молле: «Если результаты ратифицированы двумя правительствами, то это значит, что израильское правительство его тоже ратифицировало».
Он решил утаить от министров детали соглашения с Францией и Великобританией, особенно свою поездку во Францию, где было подписано Севрское соглашение. Он ограничивается предупреждением некоторых министров о том, что в следующее воскресенье на заседании кабинета предложит начать на следующий день боевые действия против Египта, за чем сразу же последует обращение Франции и Великобритании к двум воюющим сторонам, после чего в среду утром эти державы нападут на Египет. Министры, с которых он берет слово хранить все в тайне из боязни утечки информации в пользу Советского посольства, являются членами Рабочей партии Израиля. Он ждет 28 октября, чтобы ввести их в курс дела незадолго до начала Совета. Министры просят разрешения посоветоваться со своими товарищами. Вернувшись, они высказываются против операции, но из министерской коллегиальности «готовы взять на себя ответственность за это», если решение об операции уже принято. В момент голосования только они оказываются в оппозиции.
Теперь уже ничто не может остановить ход истории. Были призваны 90 000 резервистов, французские эскадрильи приземлились на израильских аэродромах, а к берегам подходят три французских военных корабля. Тяжелые транспортные «Nord-Atlas» взлетают с североафриканских баз, совершают посадку на Кипре, где загружают оборудование и берут на борт технический персонал, затем садятся в Израиле. Все эти передвижения до последнего момента останутся в тайне.
Бен-Гурион выглядит спокойным и доверчивым, но на самом деле находится в состоянии крайнего напряжения. Вернувшись к себе после заседания кабинета, он сваливается от жестокого приступа лихорадки. Руководители оппозиционных партий — за исключением коммунистов — чередой подходят к его изголовью. Он посвящает их в ход запланированной операции в надежде получить парламентскую поддержку тайному решению кабинета. Даже самый ярый его противник Менахем Бегин приходит к нему и горячо поздравляет с принятым решением.
Однако в последний момент Бен-Гурион сталкивается с серьезным противодействием со стороны Эйзенхауэра. В субботу 28 октября в восемь часов вечера посол США приносит ему послание с грифом «секретно». Ссылаясь на предыдущий обмен посланиями и, в частности на письмо Бен-Гуриона, подчеркивавшее его беспокойство близким вторжением в Иорданию иракских войск, Эйзенхауэр обращается к нему с предостережением:
«Насколько мне известно, иракские войска не вошли в Иорданию… Я вынужден со всей откровенностью выразить беспокойство, которое ощутил, узнав о проводимой вами мобилизации; боюсь, что эти действия будут только способствовать росту напряженности, которую вы хотели бы снять… Я по-прежнему убежден, что только мирное и терпимое отношение способно изменить ситуацию к лучшему, и повторяю обращение, которое было вам передано через Госсекретаря Даллеса, с просьбой к вашему правительству не прибегать к силе, что явилось бы угрозой миру и крепнущей дружбе между нашими странами».
Бен-Гурион обещает не замедлить с ответом. Посол пытается выведать его намерения и задает коварный вопрос: будут ли эвакуированы из Израиля находящиеся там американцы. Старик отвечает, что не уполномочен объясняться на эту тему. Американцы не сомневаются, что Израиль готовит нападение на юге, и их взоры обращены к восточной границе. В этот же день Абба Эбан вызван в Государственный департамент, где на стене в кабинете Даллеса видит огромную карту Израиля и Иордании: Вашингтон убежден, что Израиль готовится к проведению боевых действий, направленных против этой страны.
Не успев ответить на предыдущее письмо, Бен-Гурион снова получает секретное послание Эйзенхауэра:
«Сегодня утром я получил свежие отчеты с сообщением, что мобилизация военных сил Израиля продолжается и почти завершена… Я дал распоряжение обсудить положение с Соединенным Королевством и Францией, подписавшими трехстороннюю Декларацию 25 мая 1950 года, и просить их предпринять все необходимые усилия для улучшения ситуации».
Послание заканчивается настоятельной просьбой «не предпринимать ничего, что могло бы представлять угрозу миру». Упоминание об обращении к Великобритании и Франции свидетельствует о его ошибочном понимании происходящего.