Коллеги молодого секретаря «Гистадрут» не сразу замечают происшедшие в нем глубокие перемены. Они не видят, что за профессиональным профсоюзным и политическим деятелем возникает другой человек — с неутолимой жаждой знаний, открывающий все новые и новые горизонты, — настоящий лидер, гигантскими шагами обгоняющий своих товарищей. Сперва они подшучивают над ним, но вскоре начинают искренне восхищаться его силой духа и стремлением к самообразованию.
Весной 1922 года Бен-Гурион решает наконец забрать из Плоньска жену и детей. И хотя он никогда не говорил и не писал ей об этом, совершенно очевидно, что он хочет избежать ежедневных проблем, вызванных семейной жизнью. Романтизм и страстность, пронизывавшие его письма к Пауле, давно забыты. Кроме того, что сутки напролет он занят делами «Гистадрут» и решением собственных проблем, ему приходится часто выезжать за границу для участия в различных конгрессах и конференциях. «Мы росли, как при безотцовщине», — скажет Жеула, вспоминая детство. Даже будучи вместе с семьей, он не находит времени для детей. Жена, лишенная развлечений, приятно разнообразивших ее жизнь в Америке, погрязла в домашних хлопотах. Бен-Гуриону не до отдыха: в его записных книжках за 1922–1923 годы есть только одна запись о прогулке с Паулой.
Как и его товарищи по партии, он живет в изматывающем ритме. Надо создать все из ничего: структуры «Гистадрут», профсоюзы, промышленные и сельскохозяйственные кооперативы. Мотаясь по стране из города в город, из деревни в деревню, выступая перед трудящимися, он защищает не только интересы поселенцев, работающих в сельском хозяйстве, но и поденных рабочих, нанятых администрацией для ремонта дорог, осушения болот и рытья каналов. Он ведет переговоры с молодыми чиновниками полномочного правительства, бегает с собрания на собрание, старается урегулировать возникающие конфликты и забастовки. Почти всюду люди живут в ужасных условиях. В некоторых деревнях трудящиеся получают нищенскую заработную плату, строительные рабочие одеты в лохмотья и рваные башмаки, а те, кто сумел заполучить место для сна на прогнившем полу, а не на земле, считаются счастливчиками. Профсоюзные лидеры в отчаянии от сознания того, что им некуда обратиться за помощью.
Одно время Бен-Гурион надеется получить финансовую поддержку от еврейских рабочих в США и даже отсылает им подробный отчет о деятельности и задачах «Гистадрут». «Я полагаю, что участие американского рабочего движения в деятельности нашей партии является более важным актом, нежели дипломатическая победа декларации Бальфура», — пишет он. Однако основные его усилия и надежды сконцентрированы на другом. Это создание для палестинских евреев общества новой формации.
Социализм в тогдашнем понимании Бен-Гуриона идентичен советскому коммунизму. В какой-то мере он «большевик», но его большевизм не был безусловным. Для него дело сионизма намного важнее коммунистических идеалов, и всякий раз он без колебаний делает свой выбор. Он потрясен тоталитарностью советского режима и тем диктатом, который Москва пытается навязать мировому рабочему движению.
1919–1923 годы в жизни Бен-Гуриона можно с уверенностью назвать «красным периодом». После бунтов 1921 года он намеревается реорганизовать свою политическую партию «Единство труда» в дисциплинированную организацию с представительствами по всей стране, способную подмять «Гистадрут». Однако после того как этот план был категорически отвергнут Центральным комитетом партии, Бен-Гурион, глубоко разочарованный, отказывается от работы в Исполнительном комитете.