Стал набухать нарыв и на юге республики - в Буджакских степях. О своих национальных правах заявили гагаузы. Они терпеливо собирали бумаги, составляли прошения и направляли их в кабинет верховной власти Молдовы. Власти организовывали комиссии, обещали рассмотреть, но все откладывали и откладывали. Тем временем Народный Фронт заявил о своей прорумынской ориентации, о необходимости соединения с соседним государством. Правда, на тот момент первоочередной была задача выхода из Советского Союза. Парламент шел на поводу у Народного Фронта. И ничего удивительного в том не было - практически весь президиум во главе с руководителем Верховного Совета А. Мошану представлял интересы именно этой политической силы.
А между тем левобережных депутатов, вначале исправно являвшихся на сессии парламента, начнут избивать прямо перед зданием президиума. Официальные власти в очередной раз промолчат, парламент отмахнется. В ответ левый берег своих депутатов отзовет. А парламент, придерживаясь строго мононациональной линии, начнет формировать комиссии и правительства. Попытки русскоязычных депутатов сказать свое слово будут неизменно блокироваться большинством.
176
Узел в отношениях Молдовы с ее непокорными членами затянется все туже после референдума по поводу сохранения Союза. Тирасполь и гагаузский Комрат однозначно выскажутся «за». На правом берегу референдум запретят, а немногочисленные участки в Кишиневе будут громить, людей оскорблять на глазах у полиции. Незадолго до этого произойдет знаменитый поход на гагаузов, возглавляемый тогда еще премьер-министром М. Друком (сейчас он лидер НФ и претендент на должность Президента Румынии). Тысячи волонтеров бросятся на юг защищать «неделимую» Молдову от посягательств «при-шельцев-чужаков». Гагаузам дадут понять, что собственную судьбу решать не им. А чуть позже парламентским постановлением откажут даже в праве называться народом. Республика впервые заскользит по грани гражданской войны. И только твердая позиция М. Снегура, не пожелавшего крови, и армия, ставшая пассивным, но вполне эффективным буфером, помогут предотвратить большую трагедию. В южных районах крови избежать удастся. Но несколько дней спустя, видимо, как реванш за неудачный поход, она прольется в Дубоссарах.
Так было положено начало вооруженному противостоянию. Еще можно было остановиться, шансы на разрешение ситуации мирными средствами, парламентским путем реально существовали. Но были упущены.
Официальный Кишинев склонен представлять конфликт простым, как оловянная пуговица от солдатской шинели. Там, на левом берегу Днестра, прокоммунистические силы, сторонники тоталитарного режима, апологеты распадающейся империи. Здесь - сторонники демократических преобразований, европейских образцов жизни. Приверженность к стереотипам и простым формулам очень удобна. Но для политиков такая комфортность чрезвычайно опасна.
И если по национальному радио, телевидению и в местных газетах изо дня в день, а также из уст официальных властей слышишь одно и то же, то невольно поверишь: враг там, за Днестром, и надо бы во что ни стало сломить его сопротивление. Всеобщая истерия искусственно разжигается и нагнетается и дает дружные всходы на обоих берегах. И звучит уже из уст офрщиальных лиц: «Молдаване, объединяйтесь!» А «враг» на левом берегу тем временем проводил референдум, формировал властные структуры и, наконец, объявил о своей независимости. И чем фомче сто-
177
ронники объединения с Румынией кричали о неизбежности этого процесса, тем независимее вели себя в Приднестровье. Пассивное отношение Тирасполя к августовскому путчу дало возможность Кишиневу, безоговорочно поддерживающему тогда Ельцина, завершить образ заднестровского «монстра», как называли его в местных газетах. Правда, никто из официальных властей ни тогда, ни теперь не задался вопросом: почему демократия по-киши-невски оказалась страшнее, чем режим военной хзшты?