Локарт жил не в Эдинбурге, а в загородном доме Чифсвуд, куда Дизраэли и переслал свои рекомендательные письма. Когда же состоялась встреча, то поначалу Локарт не мог скрыть крайнего удивления, увидев молодого человека, и, чтобы снять неловкость, объяснил, что он ожидал встретить отца — Исаака Дизраэли. Недоразумение было быстро ликвидировано, Локарт пригласил Бенджамина погостить у него. В Чифсвуде Дизраэли провел две недели, хозяин познакомил его с Вальтером Скоттом, и они втроем обсуждали предложение, привезенное из Лондона.
Дизраэли был всего лишь представителем Мэррея, и его полномочия были ограничены определенными, хотя и не фиксированными твердо рамками. Однако он истолковал их весьма широко и, не задумываясь, на свой страх и риск делал своим партнерам предложения и строил планы, которые были просто фантастическими. Об этом свидетельствует его переписка с Мэрреем, которого он, естественно, должен был держать в курсе дела. Сегодня интересно читать эти письма — они не только рисуют Бенджамина Дизраэли, каким он был накануне своего совершеннолетия, но и дают представление о том, как полтора века назад делались газеты в Англии.
Дизраэли прибыл в Шотландию во второй половине сентября 1825 г. и отправил своему патрону несколько писем. Поехал он по совершенно конкретному и важному делу, и естественно было бы предположить, что его донесения будут носить сугубо деловой характер, тем более что они адресовались старшему партнеру как по возрасту, так и по роли в затеянном мероприятии. Но поэтическая натура Бенджамина, склонного к созерцательству и фантастическим построениям — биографы довольно единодушно определяют это как очень сильное воображение, — в полной мере проявилась в письмах в Лондон.
Сразу же по приезде в Эдинбург Бенджамин пишет не о деле, по которому прибыл сюда, а о том, что видел в пути. Рассказывается, что эмиссар газетного бизнеса прибыл в Йорк ночью. В городе проходил большой карнавал, улицы были переполнены, и так продолжалось много часов. «Я никогда не видел ни одного города, где царила бы такая неописуемая суматоха и восхитительное веселье. Это был великолепный карнавал. Я отложил свой отъезд…» Сильнейшее впечатление производила служба в Йоркском соборе и сам собор. Церемониям Вестминстерского аббатства далеко до того, что увидел Бенджамин в Йорке. «Вестминстерское аббатство (особая королевская церковь в Лондоне, где происходит коронация английских монархов. — В. Т.) — это просто игрушка по сравнению с собором Йорка». Нельзя понять, что такое готическая архитектура, не увидев Йорка. Это «мощное и аристократическое графство Йорк. Незабываемое впечатление производит, как подъезжает к собору знать Йоркского графства, некоторые в каретах, запряженных четверкой лошадей». Все это вряд ли было интересно Мэррею. Письмо свидетельствовало об остроте наблюдательности и впечатлительности его молодого друга, о его литературном даровании, но какое отношение все это имело к делу, порученному Дизраэли?
В Эдинбурге юношеская восторженность и склонность Дизраэли к необычному проявились в том, что он предложил Мэррею пользоваться в их переписке специальным кодом, чтобы сохранить в секрете переговоры. От кого? Вероятно, от возможных конкурентов; может быть, от «Таймс»? Впредь Каннинг должен был обозначаться Мистер X, Вальтер Скотт — Шевалье, сам Дизраэли — О и т. д. Детская игра, польза от которой состояла, кажется, только в том, что биографы используют ее для оживления своих повествований. Сам автор кода порой забывал о своем изобретении и переходил на употребление в письмах настоящих имен.
Однако все это были шалости богатого воображения Дизраэли. Вскоре оно завело его в очень опасное положение, о чем он тогда не догадывался. Во-первых, он очень преувеличил в переговорах с Вальтером Скоттом и Локартом финансовые и политические силы, которые якобы поддерживали проект новой газеты. Дизраэли заявлял своим партнерам, что «через Паулеса мощные коммерческие силы стоят за нами… К ним присоединится финансовая мощь Вест-Индских колоний» и т. п. Что касается политических кругов, то кроме Каннинга упоминался заместитель военного министра и министра по делам колоний Уильям Хертон, «кто не просто заместитель министра, а в действительности наш негласный друг». «Такие люди, как Джон Барроу, глава ведомства военно-морского флота и др., определенно в нашей власти». Фантазия Дизраэли завела его так далеко, что, как он пишет Мэррею, опираясь на создаваемую газету, на ее редактора, который будет проведен в парламент, а также на финансовые силы, стоящие за газетой, «я буду в состоянии организовать в интересах тех сил, с которыми я сейчас связан, огромную партию, в высшей степени полезную». Все это было очень далеко от более скромных замыслов Мэррея и Паулеса. Явная нереальность картины, которую создавал Дизраэли, не могла не повредить делу.