Попытки Дизраэли оправдаться и внушить читателю свою концепцию, проводимую во второй части «Вивиана Грея», сопровождались примечательным эпизодом. Он написал статью, в которой подробно раскрывал смысл одной из сцен. Через Сару Остин (она по-прежнему играла активнейшую роль в продвижении в печать творений Бенджамина) и через Колборна статья была вручена редактору важного издания «Нью-Мансли мэгэзин». Редактор, как водилось и тогда, передал материал своему сотруднику, некоему «поэту-редактору» Тому Кэмпбеллу для редактирования и подготовки его к печати. В результате, как писал Колборн Саре, статья была «искорежена и испорчена». Кэмпбелл счел, что материал слишком велик, и возвратил его автору для сокращения. В общем, окончательное решение оказалось за рабочим редактором.
Следующий роман Дизраэли — «Молодой герцог» — не стал сенсацией. Биографы полагают, что «несомненно побудительным фактором для написания этого романа была нужда в деньгах…» Здесь автор более сдержан и серьезен, он пытается разобраться в самом себе. В «Молодом герцоге» уже пробиваются, пока еще робко, серьезные политические мотивы, которые зазвучат в творчестве Дизраэли через полтора десятка лет.
Дизраэли писал быстро, и через год, в 1832-м, появляется следующий роман — «Контарини Флеминг». А еще через год вышло в свет последнее сочинение из автобиографической серии — роман «Алрой». «Контарини Флеминг» привлек большее внимание. В нем особенно силен автобиографический мотив. Автор излил «всю горечь своего сердца, связанную с несчастным существованием в кругах, проникнутых фальшью». Рисуя жизнь общества, автор, по его собственному признанию, «неожиданно обратился к самой убийственной сатире и превратился даже в злобную личность». Бенджамин полагал, что он скрывает свою духовную связь со своим героем. Он дал ему и другим действующим лицам немецкие имена, действие развертывалось, судя по некоторым описаниям, где-то в одном из немецких княжеств, но его выдавала схожесть приключений главного героя с тем, что произошло с самим Бенджамином в его спекуляциях на бирже и в попытке создать новую газету. Жермен справедливо замечает, что «Дизраэли, безусловно, рисовал героев „Контарини Флеминга“ и „Алроя“ до некоторой степени с самого себя». После написания этих романов Дизраэли решает больше не создавать биографических произведений и уже не отступает от принятого решения.
Советское литературоведение уделило определенное внимание Дизраэли как писателю. В издании, посвященном истории английской литературы, ему отведен специальный раздел, что свидетельствует о признании нашими литературоведами его вклада в английскую литературу. Творчество Дизраэли второй половины 20-х годов XIX в., т. е. его первые шаги как романиста, рассматривается как продолжение романтических традиций в английской литературе. «Атмосфера ложной необычности, исключительности, псевдоромантической незаурядности окружает безгранично честолюбивого и беззастенчиво эгоистического героя Дизраэли», — отмечается в «Истории английской литературы». Для первых романов Дизраэли характерны апология эгоизма «выдающейся» личности, презрительно отвергающей нормы человеческой морали, воинствующий аристократизм духа, тяготение к фешенебельным сюжетам и персонажам. Литературная позиция Дизраэли тем самым отличается от линии английских писателей-демократов того времени. Герои произведений Дизраэли не имеют высоких гражданских идеалов, для них цель жизни — это личная свобода и счастье себялюбца, карьера, стремление занять в обществе руководящее положение.
Вряд ли, однако, можно согласиться с утверждением, что он «гримировался под революционного поэта». Он много писал о революционных событиях, есть даже его незавершенная поэма, где центральное место должна была занимать Великая Французская революция, но трибуном революции он не был. Он не прикидывался революционным поэтом, а просто говорил о революции так, как она ему представлялась. У него было свое видение революции.
Долгое время воображение Дизраэли занимал Байрон, но его привлекал не революционный романтизм, а судьба великого поэта, то, что Байрон был героем для образованного общества не только Англии, но и других стран. Дизраэли завидовал славе Байрона и мечтал о чем-то подобном для себя. Однако он не занимал идентичной Байрону позиции не только в своих литературных произведениях, но и в политике, например в отношении освободительных движений народов, о чем речь пойдет ниже. И тем не менее Байрон долго оставался его кумиром.