Была в поэме Дизраэли и вторая широко распространенная черта неплохих, но не по-настоящему поэтических произведений — несамостоятельность, подражательность. Он прекрасно знал классическую литературу и видных поэтов своего времени. «Революционная эпическая поэма» имеет явные следы подражания таким авторам, как Мильтон, Шелли. Для понимания литературного наследия Дизраэли важно иметь в виду следующее замечание Монипенни: «Для Дизраэли всегда было характерно свободное заимствование как у других авторов, так и из своих собственных произведений».
К чести Дизраэли нужно отметить, что он на основании опыта с поэмой понял в конце концов, что поэзия не его сфера, и сделал из этого правильные выводы: во-первых, не стал тратить время и труд на завершение поэмы и, во-вторых, в дальнейшем не занимался поэзией, сделав ставку, и не без известного успеха, на прозу.
Было бы неверным предположить, что занятия Дизраэли поэзией означали, хотя бы в какой-то момент, что он решил искать свое место в жизни, занявшись исключительно литературной деятельностью. Работая над осуществлением поэтического замысла, он не оставлял мысли о политике. Более того, он считал, что триумф в сфере литературы будет способствовать успеху в области политики. Об этом говорит его попытка, закончившаяся конфузом, посвятить свою поэму герцогу Веллингтону. В 1834 г. Веллингтон был одной из крупнейших политических фигур в Англии.
В момент подготовки поэмы к изданию Бенджамин пишет сестре Саре многозначительное письмо. Во-первых, он сообщает, что для него в данное время крайне важно пройти в парламент, неважно от какого избирательного округа. Во-вторых, продолжает он, «я думаю о том, чтобы посвятить книгу герцогу, предпослав ей обширное прозаическое введение политического характера». Итак, поэзия и политика у молодого Бенджамина тесно связаны.
Для получения максимального морально-политического результата Дизраэли было важно указать в предисловии, что посвящение сделано с согласия самого Веллингтона. Это выглядело бы как благословение молодого честолюбца крупнейшим политическим деятелем страны и пожелание ему успеха. Подобная публичная демонстрация такой связи между Дизраэли и герцогом имела бы для Бенджамина очень большое значение в борьбе за депутатское место в парламенте.
Дизраэли пишет письмо Веллингтону, в котором просит согласия посвятить ему свою поэму. Учитывая, что Дизраэли был в это время малозначительной фигурой, такое обращение к герцогу представляло собой весьма смелый шаг. На что рассчитывал молодой поэт? Вероятно, на то, что обычная человеческая слабость — тщеславие, желание увидеть литературное произведение, демонстративно посвященное ему, может побудить герцога ответить согласием. Но известный военный и политик был слишком обременен почестями и славой, чтобы клюнуть на такую мелкую приманку. Он был подчеркнуто вежлив в своем ответе: «Я действительно весьма польщен вашим желанием посвятить мне с моего разрешения вашу эпическую поэму… Я никогда не дам формального разрешения на посвящение мне какого-либо произведения. Я не буду затруднять вас приведением оснований, которыми я руководствовался, принимая это решение». Герцог добавил, что если Дизраэли пожелает посвятить ему поэму без его формального согласия, то он «свободен сделать это». Затем следовало в высшей степени вежливое и в данном случае ироническое заключение: «Ваш самый покорный и смиренный слуга». Афронт был болезненным для Дизраэли. Этого он Веллингтону никогда не простил и сводил с ним счеты как в своих политических выступлениях, так и в литературных произведениях, например в романе «Конингсби».
Весной 1834 г. Дизраэли пришел к весьма важным для него двум решениям. Был сделан окончательный выбор в пользу политической деятельности как главного занятия в жизни. Взвесив свои возможности в области литературного творчества и политики, он пришел к выводу, который сформулировал так: «В действительности я по-настоящему значителен только в действии». С этих пор литература отходит на второй план.