Выбрать главу

Есть все основания полагать, что за этими эпизодами кроется собственный опыт Дизраэли, полученный им в антисемитской атмосфере школьного двора. Хотя у нас нет письменных свидетельств относительно того, что происходило в Хайэм-Холле, поэт Роберт Саути в 1807 году описал, как травили евреев — он наблюдал это сам — в другой школе: «В пасхальное воскресенье мальчишки выбегали из школьной часовни, распевая „Он воскрес! Иисусу слава! Всех евреев ждет расправа“. <…> А однажды кто-то из них перерезал лямки у лотка еврейского уличного торговца, и его коврижки рассыпались по земле. Получив жалобу, директор школы спросил виновников, что они могут сказать в свою защиту, и тогда один из них выступил вперед со словами: „Но, сэр, разве они не распяли нашего Господа?“» Радикальный журналист Ли Хант припоминает тот же стишок, который слышал в своей школе в 1790-е годы, а также другой: «Сделай с салом бутерброд и засунь еврею в рот». Такой народный антисемитизм переходил из поколения в поколение подобно детским стишкам и прибауткам и вряд ли имел отношение к невзгодам евреев в реальной жизни. Однако, ощутив эти издевательства на себе, Дизраэли не мог оставаться равнодушным и мгновенно на них отвечал.

Грубые антисемитские выпады, с которыми Дизраэли столкнулся еще ребенком, преследовали его и когда он уже стал политиком. Особенно отличался в этом отношении юмористический журнал «Панч», полуофициальная хроника политической жизни викторианской Англии. В 1849 году, когда Дизраэли уже занимал пост лидера консерваторов, «Панч» живописал его поющим такую балладу:

Еврейским бедным пареньком я был совсем недавно, По Лондону ходил-бродил, старье скупал исправно. Теперь в Палате я сижу, с речами выступаю, Свое забросил ремесло, тряпье не покупаю. А был курчавый паренек, который день за днем Ходил-бродил, свистел и пел, кричал: «Старье берем!»

Дизраэли явно радовала возможность отомстить за подобные уколы, изображая победоносные схватки Вивиана и Контарини. Однако к тому времени, когда «Панч» опубликовал свою шуточную балладу, он уже давно усвоил, что проявление гнева в таких случаях только вредит. «Я никогда не мщу, — скажет он уже в старости, — но если человек наносит мне оскорбление, я пишу его имя на листке бумаги и запираю этот листок в ящик стола. Не перестаю удивляться, как люди, отмеченные мною таким образом, обретают необыкновенную способность куда-то исчезать». Только однажды, в начале своей карьеры, Дизраэли реально угрожал ответить насилием в духе Контарини, вызвав на дуэль одного политика, который допустил антисемитские высказывания. С годами он научился сдерживать пыл, укрощал себя, при этом демонстрируя полное иронии безразличие. Репутация Дизраэли как парламентского полемиста основывалась именно на такой издевательской невозмутимости, благодаря которой его более горячие оппоненты выглядели нелепо. В ходе дебатов по внешней политике в 1871 году, когда премьер-министр Гладстон выступал против Дизраэли как лидера оппозиции, один обозреватель заметил: «Премьер напоминал кошку на раскаленных кирпичах и являл собой разительный контраст Дизраэли; тот же буквально препарировал министров, как лягушек, с тем sang-froid[24], с которым анатом препарирует лягушку». И только из ранних романов Дизраэли мы можем увидеть, с каким трудом ему удалось обрести это sang-froid.

Впрочем, несмотря на все препятствия, которые ему пришлось преодолевать, нет сомнений, что юный Дизраэли был рожден, чтобы занять место в обществе, которому могут позавидовать большинство англичан. Пока Дизраэли был учеником, а затем стажером в юридической конторе, Британия переживала один из самых бурных периодов в своей истории нового времени. В 1815 году после более двадцати лет непрерывной войны с Францией страна праздновала окончательную победу над Наполеоном. Однако приспособление к мирным условиям принесло с собой немало новых проблем. В частности, из-за обрушения цен на сельскохозяйственную продукцию после того, как конкуренция со стороны континентальных фермеров долгое время отсутствовала, положение землевладельцев, которые составляли преобладающее большинство в парламенте, значительно ухудшилось. В ответ они ввели в действие Хлебные законы[25], облагающие налогом ввозимое зерно, чтобы искусственно поддерживать высокие цены на внутреннем рынке. Такая протекционистская мера была выгодна землевладельцам, но достигалась эта выгода за счет горожан, которым приходилось тратить на еду больше денег.

вернуться

24

Хладнокровие (фр.).

вернуться

25

Хлебные законы — законы о пошлине на ввозимое зерно, действовавшие в Великобритании в период между 1815 и 1846 годами, защищали фермеров и землевладельцев от нежелательной конкуренции со стороны иностранцев, ввозивших дешевое зерно. Хлебные законы увеличивали прибыль крупных землевладельцев-аристократов, обеспечивали занятость населения в сельском хозяйстве, но ограничивали рост прибыли крупных торговых компаний.