Дело в том, что еврейство Дизраэли служило одновременно и огромным препятствием к достижению его целей, и столь же мощным генератором. Именно своему еврейству он обязан самыми оригинальными идеями в области политики и истории, и оно же служило причиной того, что эта оригинальность неизбежно делала его чужаком в стране, которой он стал управлять. Как писала Ханна Арендт, Дизраэли служил превосходным примером такого свойственного девятнадцатому веку явления, как «исключительные евреи» — то есть ассимилированные евреи, заставившие Европу принять себя силою своей необычной одаренности, но которым не позволяли забыть, кто они, и занять в обществе обычное, не связанное с их исключительностью место. В этом смысле карьера Дизраэли была типичной: она свидетельствовала как о возможности эмансипации для европейских евреев, так и о ее подспудных сложностях.
Прослеживая его жизненный путь и останавливаясь на некоторых важных эпизодах этого пути, я уделяю больше внимания Дизраэли как еврейскому писателю и мыслителю, чем как политику. В наше время, когда события, связанные с его профессиональной деятельностью, ушли в прошлое и стали достоянием истории, неугасающий интерес к фигуре Дизраэли связан прежде всего с его представлением о власти. В этой книге я надеюсь показать, почему до сих пор верны слова, обращенные к Дизраэли одним из его соперников: «В представлении младшего поколения ваша жизнь всегда будет исполнена особой привлекательности. Ибо для него вы расширили горизонт будущих возможностей».
Бенджамин Дизраэли
1
Предшественником Бенджамина Дизраэли на посту лидера британских консерваторов был Эдвард Стэнли, 14-й граф Дерби. Этот титул был дарован Томасу Стэнли в 1485 году после того, как во время битвы при Босворте[8] он перешел на сторону Генриха VII и помог ему разбить войска Ричарда III, и с тех пор переходил к его потомкам. У Шекспира именно отказ Стэнли прийти на выручку Ричарду решил судьбу этого короля. «Что Стэнли говорит? Ведет полки он?» — вопрошает Ричард как раз перед тем, как воскликнуть: «Венец мой за коня!» И тот же Стэнли возлагает корону на голову первого монарха династии Тюдоров: «Вот он, давно похищенный венец. / Я с мертвой головы кровавой твари / Сорвал его, чтоб увенчать тебя: / Носи его на радость и на благо»[9].
Для таких людей, как граф Дерби, правивших Англией на протяжении всего девятнадцатого столетия, Шекспир был не просто великим национальным поэтом, но и летописцем их родов, описавшим события, в которых их предки играли решающие роли. У Дизраэли, разумеется, Шекспир вызывал совершенно другие мысли и переживания. В детстве он ходил в школу, во главе которой стоял священник Независимой английской церкви[10], где царила весьма либеральная атмосфера. Там Дизраэли и еще один еврейский мальчик были освобождены от необходимости читать христианские молитвы и их еженедельно наставлял в древнееврейском раввин. Но даже этот весьма либеральный директор ничтоже сумняшеся дал юному Бену роль Грациано в школьной постановке «Венецианского купца». По всей видимости, Дизраэли не проявил особого актерского дарования — не исключено, из-за некоторых речей, которые ему пришлось произносить. В сцене суда, например, Грациано набрасывается на Шейлока с такими словами:
Что чувствовал Дизраэли, когда декламировал эти строки, в которых великий английский поэт описал его предков? С уверенностью ответить на этот вопрос невозможно; позже Дизраэли почти никогда напрямую не писал о своих детских годах. Однако в романе «Танкред», где еврейской теме уделено значительное место, еврейка Ева произносит на удивление проникновенную речь о детстве: «Говорят, что еврейские дети самые красивые в мире, но, когда они вырастают, их младенческая прелесть исчезает. Чувство стыда ставит печать на их облик и затмевает его сияние. Вместо чистой радости и безоблачного веселья на лицах юных евреев отражаются тревога, осторожность и скрытность. <…> И вот уже им — по крайней мере тем, кто беден, — открывается страшная тайна их принадлежности к нации гонимых и преследуемых».
8
Битва при Босворте, или битва на Босвортском поле — финальный эпизод войны Алой и Белой розы между сторонниками двух ветвей династии Плантагенетов — Йорков и Ланкастеров. В результате битвы английский престол перешел к Генриху Тюдору из дома Ланкастеров.
10
Приверженцы Независимой английской церкви (индепенденты) отвергают государственную церковь и церковную организацию и выступают за автономию каждой общины.