Если, отважившись коснуться священной темы, мистер Дизраэли мог иногда использовать выражения, которые Ваше величество милостиво соизволили счесть в какой-то степени этой теме соразмерными, то совершить сие ему удалось исключительно потому, что говорит он об этом человеке от всего сердца и после долгих и частых размышлений над тем, что никогда не утратит для него интереса. <…> Принц стал единственным человеком из всех, кого мистер Дизраэли когда-либо знал, который воплотил в себе Идеал. Никто из тех, с кем он знаком, не смог к нему приблизиться.
Именно такого рода письма Дизраэли, по-видимому, имел в виду, когда сказал Мэтью Арнолду: «Лесть по вкусу всем, и, обращаясь к члену королевской семьи, льстите, не боясь перехватить через край». Однако в отношении к королеве Дизраэли не был так циничен, как можно предположить, судя по этому высказыванию. От лести в адрес Виктории он получал истинное удовольствие, а еще большее, когда картинно преклонял перед королевой колено. Если его лесть и казалась не вполне чистосердечной, то она была фальшивой не более, чем идеализированный портрет, и как нельзя лучше говорила о том, как, по мнению Дизраэли, следует обращаться к королеве ее преданному слуге. Со временем он даже стал сравнивать Викторию с «королевой фей», используя образ из поэмы Спенсера[92]. В 1875 году он поблагодарил ее за подаренный букет, написав: «Не иначе как это был дар феи, присланный другим монархом — королевой Титанией[93], которая со своими придворными на затерянном в море острове собирает волшебные цветы и посылает их людям. У тех же, кто их получает, как говорят, голова идет кругом».
Результат не замедлил сказаться. В шестидесятые годы тот, кого Виктория некогда презирала, стал ее любимым политиком. Она послала Дизраэли книгу речей принца Альберта, сопроводив ее письмом, в котором выражала «глубокую благодарность за то, что он отдал дань памяти ее возлюбленного великого супруга». Королева оказала Дизраэли честь — а это говорит о многом, — пригласив его и Мэри-Энн на торжество для узкого круга по случаю свадьбы принца Уэльского, что вызвало зависть высшего света.
Их связь окончательно укрепилась в 1868 году, когда Дизраэли стал премьер-министром. До конца срока, а затем, когда он был переизбран, Дизраэли писал королеве и встречался с ней регулярно. Но это общение так и не стало для него привычной рутиной, и он каждый раз обращался к ней с неподдельным волнением и почтительностью. Эта рыцарственная преданность все более приобретала черты влюбленности. Согласно традиции, когда новый премьер-министр являлся во дворец, чтобы получить назначение из рук монарха, этот ритуал назывался «целованием рук». Но в 1876 году, после важной победы в области законотворчества, Дизраэли в буквальном смысле целовал руки королеве. Со словами «я полагаю, мадам, что могу притязать на благодарность», он трижды поцеловал руку Виктории, и, как он вспоминал, «она ответила мне пожатием». Эта странная, но трогательная деталь приводит на память записку, отправленную им Мэри-Энн во время жениховства, в которой Дизраэли просил ее снять перчатку, чтобы он мог сжимать ее руку. А когда Виктория писала о первом визите Дизраэли во дворец после его переизбрания в 1874 году, она с восхищением отметила его слова: «Он несколько раз повторил — что бы я ни пожелала, непременно будет исполнено».
Разумеется, речи о реальном романе между королевой и ее премьер-министром не могло и быть. Скорее, Дизраэли использовал с Викторией те же приемы, которые всегда пускал в ход, чтобы добиться расположения пожилых дам. Как и в случае с Сарой Остен, Мэри-Энн и миссис Бриджес-Уильямс, он заверял королеву в своей преданности и просил о ее благосклонности. И королева, которая была абсолютно несклонна к романтическим отношениям в обычном смысле слова, все же отвечала на окольные подходы Дизраэли. Она даровала ему исключительные привилегии и даже позволила сидеть в своем присутствии, чем не мог похвастать ни один премьер-министр.
Такое сближение, естественно, пришлось по вкусу далеко не всем. Не вызывало одобрения, что королева — а ей следовало оставаться выше политических партий — оказывала столь очевидное предпочтение Дизраэли перед Гладстоном, поскольку считала последнего самодовольным и лишенным чувства юмора. Еще резче была реакция на то, что Дизраэли снова вторгся на территорию, куда еврею входить не полагалось. Один родовитый виг жаловался, что «этот еврей, самый ловкий зверь полевой[94], подобно искусителю Евы втирается в доверие нашей госпожи!» Со временем отношения между Дизраэли и королевой стали политической проблемой. В 1876 году Дизраэли внес на рассмотрение парламента Билль о королевских титулах, где предлагал добавить к титулу Виктории «императрица Индии». Это изменение титулования, имевшее целью поднять престиж английской короны в Индии и, что особенно важно, наделить английского монарха тем же имперским статусом, что и у русского царя, обсуждалось в течение многих лет. Однако противники этого новшества считали предложенный законопроект лишь плодом тщеславия королевы, поощряемого льстивым Дизраэли; в результате он был принят только после упорной борьбы.
92
Эдмунд Спенсер (ок. 1552–1599) — английский поэт елизаветинской эпохи, старший современник Шекспира.
93
Королева Титания — персонаж английского фольклора, королева фей. Одно из действующих лиц пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь».
94
Выражение «зверь полевой» неоднократно встречается в Библии, в частности, по отношению к змею в Быт., 3:1 и 14.