- Вообще никаких левых? – негромко спросила я. – Можно я все-таки оставлю себе Диего? Я с ним трахаться только в рейсах буду, честное слово.
Женька раздраженно прищурил глаза, а я рассмеялась, накрыв его губы своими и обхватив руками за голову.
Следующая ночь и день прошли как-то странно, но очень приятно. Женька полностью вжился в роль ухажера и в начинающийся конфетно-букетный период, притащив мне огромный букет с утра и любимый кофе в постель. Осыпал комплиментами, звал в кино, ласково целовал и оглаживал, пока я врубала хозяйку, гарцуя от него по квартире и с хохотом отмахивалась шваброй, когда он пытался схватить меня и утащить в спальню, где минувшей ночью продемонстрировал такие грани своей нежности, что я правда чуть не влюбилась.
Женька работал на своего отца, выполняя его поручения. Не особо рьяно, но его отец об этом не знал. Поэтому в обед Женька отхватил люлей за то, что автоцистерны так и не купил. Женька врал в трубку, что все-таки в соседний город ездил и машины смотрел, но они оказались редким дерьмом, пока я, глумливо улыбаясь, тушила мясо на плите, вспоминая, как именно Женька утром «осматривал цистерны» и едва сдерживая ехидное хихиканье.
В обед мне позвонил начальник летных бригад и попросил выйти за заболевшую стюардессу в завтрашний возвратный рейс в Цюрих, пообещав взамен дополнительную неделю к увольнительной. Возвратный рейс намного проще, чем «эстафетка». Возвратный или разворотка - это перелет, несколько часов ожидания в самолете, либо в гостинице, если обратный перелет планировался через сутки.
Эстафетный рейс означал город за городом, ожидания перелета в отелях и, как правило, нудного клиента. Чаще от перелета до перелета был перерыв в пару дней и мы с экипажем нещадно этим пользовались тратя командировочные на экскурсии, посещение местных достопримечательностей, пляжей и баров. Однако эстафетка могла затянуться до двух недель и дольше, и я начинала парадоксально скучать по дому. Поэтому, наверное, из всех наших бригад я одна только любила разворотки сильнее эстафеток. Диего мне столько раз писал жаркие смс со слезными просьбами на смеси русского и английского, уйти с ним на эстафетку, очевидно, неистово желая горячих ночей в перерывах между полетами. Только я знала о Ксюше, так же подогревающей его постель на эстафетных, когда нас меняли джетами или расписаниями.
С сомнением глядя на закатившего глаза Женьку, на которого орал отец по телефону, принуждая сегодня вечером костьми лечь, но заключить контракт с человеком который на той неделе Женьке отказал, я все же согласилась выйти завтра в рейс.
Женька еще с полчаса поплевался ядом относительно указания отца, стеная, что потенциальный партнер тот еще урод и на контракт по аренде Петровских машин не пойдет, как бы Женька вертелся, а коварный отец за это его прибьет и снова отправит куда-нибудь в Сибирь на недельку, чтобы он там машины искал. Что, мол, Женька уже ходил на встречу к этому клиенту и если уж в первый раз тот Женьке отказал, то сейчас уж тем более, а папе просто нужно на ком-то сорвать злость. В Сибирь Женьке ехать не хотелось, он называл это ссылкой, а своего отца садистом. Женьку ссылали в Сибирь довольно часто. Не знаю в чем прикол, может в звучании самого словосочетания, но поскольку заниматься там было нечем, потому что любимые Женькины стриптизбары и спортклубы с барбершопами там отсутствовали, то он начинал работать, лишь бы поскорее вернуться домой. Может смысл в этом, но я, зная его отца, думаю все же что дело в самом словосочетании «отправить в Сибирь».
Я сообщила о намечающемся рейсе Женьке и он окончательно расстроился, убедившись, что в Сибирь я с ним не поеду (слава богу, что согласилась на рейс, роль жены декабриста меня не прельщала) и куковать ему там придется одному.
- Давай я с тобой на встречу схожу, очарую твоего клиента. – Чувствуя некоторые угрызения совести и листая пультом каналы, потягивая кофе, предложила я. – Может, подпишет. Вы, мужики, всегда не той головой думаете, стоит вам на что-нибудь эдакое намекнуть. Воспользуешься моментом и все дела.