Люди высыпали на парковку. Плачущие, раздавленные, растерянные. Их было много. А мне почему-то стало страшно. Мне казалось, что меня сейчас из машины за волосы выволокут и будут кричать на меня, а мне совершенно нечего им сказать в ответ. Они мне не поверят. И будут правы.
Я дрожащими пальцами ткнула в кнопку запуска двигателя и, стараясь быть незаметной, трусливо вжимаясь в сидение, чтобы казаться меньше, стала выезжать с парковки. И успела заметить Женькину машину, припаркованную с краю. В голове воцарился хаос. Это была его машина. И номера тоже его. Но я не остановилась, не позвонила ему, торопливо поехала от кладбища, гонимая животным неопределенным страхом.
В квартире, сидя на кухонном диване, я почти ополовинила бутылку белого сухого, взятого из бара чтобы запить феназепам. Входная дверь хлопнула и я уловила фальшь в Женькином преувеличенно бодром голосе из коридора:
- Машуля -роднуля, я вернулся! Чего не встречаешь-то?
Я хохотнула и, подобрав под себя ноги присосалась к бутылке вина, ожидая, когда он зайдет на кухню. Зашел. И занервничал. Не знаю уж, что такого было в моем пристальном взгляде ему в глаза. Но он попробовал продолжить спектакль, нервно посмотрев на бутылку вина в моей руке:
- А я не понял, Машка, ты совсем не рада меня видеть?
Я расхохоталась, впервые тогда ощутив реальное желание смеяться. Это не сняло колоссальное внутреннее напряжение, но за эти гребанные три дня это был мой первый свободный глоток кислорода, разбивший кусающий, разгрызающий внутри мрак.
- Забавно, что первым делом ты приехал на похороны, а потом домой, Жень. – Я склонила голову, вполне благосклонно улыбаясь и все так же пристально глядя в его лицо.
Но улыбка моя померкла. Потому что мои слова ударили точно в цель - Женька на мгновение утратил самоконтроль, явив всему миру и мне в частности просто животный ужас. Внутри все похолодело и я поняла, что боится он совсем не меня и моих последующих вопросов.
Он слегка пошатнулся и, сделав два неверных шага до стола, рухнул рядом со мной, отобрав у меня бутылку в несколько жадных глотков ее осушил и бездумным взглядом уставился перед собой в стену.
- Я знаю, что ты с Ковалем спала.
Фыркнула и промолчала, поднимаясь из-за стола и направляясь к бару в углу кухни. За водкой ему и вином себе.
- Как связано твое присутствие на похоронах Кости и то, что я с Ковалем спала?
Придвинула ко все такому же бледному и помертвевшему Женьке рюмку и плеснула туда водки, падая в кресло напротив него и напряженно оглядывая бутылку вина в своих руках. Привезла из Франции. Должно быть хорошее.
- Прямо связано. – Он попытался придать своему голосу оттенок угрозы, попытался взять ситуацию в свои руки и главенствовать в ней, но мой безразличный вид, хлестающий вино из бутылки, ему в этом совсем не подсобил, а скорее даже наоборот. – Ты в курсе конфликта Толстого и твоего ебыря?
- Кости и Паши. – С нажимом поправила его я, ловя Женькин взгляд и наслаждаясь сценой того, как его псевдоуверенность и вид оскорбленного мужика заметно сдает. – А ты откуда в курсе?
Он налил себе водки и выпил. Закашлялся, вытер выступившие слезы из глаз. И выпил еще, глядя куда-то в угол кухни.
- В курсе за конфликт или за тебя? – спустя недлительную паузу уточнил он.
- И то и то, - подумав, заключила я, понимая, что со мной – феназепам при поддержке бухла нанес двойной уда по печени, но усыпил-таки эмоциональный фон. Наконец-то.
- Про тебя рассказал Виталик, он видел вас в ресторане. Зная твою блядскую натуру, я заключил, что ты определенно спишь с ним. – Снова наполнил свою рюмку, но наливая медленно, высоко поднимая бутылку и глядя на тонкую струйку водки, брызгающую из рюмки на стол. – А про конфликт…
Он выпил еще две или три рюмки, чтобы загасить в себе разрастающийся и пытающийся сломить его страх. Что меня прямо-таки подстегивало темным, мрачным интересом отшвырнуть бутылку и рюмку и требовательно завопить ему в лицо, чтобы кота за яйца не тянул. Но нейролептик прекрасно гасил этот мой порыв и я сидела, цедила вино и вглядывалась в лицо своего туповатого лучшего друга.