Татьяна негромко поинтересовалась, что от меня хотели. Я, уже взяв себя в руки, отошла от двери и упала за стол на мягкий пуф, притянув бутылку минералки. Несколько жадных глотков и я, глядя в стол, бескомпромиссно заявила, что стафф не покину до конца рейса. И что время подавать обед.
Татьяна нахмурено смотрела в мое лицо, но больше реакций и пояснений от меня добиться не могла, отослала Лизу оповестить пассажиров, что сейчас будет подан обед. Я хотела было помочь Татьяне с распечатыванием ланч-боксов и разогревом еды, но она шикнула чтобы я села на место и пришла в себя. Я подчинилась.
Они сами разнесли еду и остались в салоне с клиентами. Я скинула лодочки и, поджав ноги под себя, смотрела в иллюминатор на бескрайние поля облаков скрывающих землю. На задворках сознания настойчиво скребся образ, пытаясь снова сломить весь мой контроль, но я не давала выползти на первый план тому непонятому безумию и снова пасть перед ним. К Диего, что ли, сходить?..
Дверь стаффа хлопнула, я перевела от иллюминатора взгляд и помертвела. Он. Снова он.
И он уже четвертый, кто прижался спиной к двери стаффа за этот рейс. Правда, в отличие от нас расслаблено и даже несколько лениво. Руки в карманах брюк, широкие плечи обтягивала темная рубашка, рукава которой были закатаны до локтя. Он выглядел просто, но странно неуместно здесь в стаффе. Вот в салоне да, там определенно было его место, но не здесь, в небольшом помещении с нотами аскетизма.
Я запоздало поняла, что мне не полагалось сидеть перед клиентом. Правда, и ему не полагалось в стафф заходить, но мне почему-то показалось, что даже если бы он это знал, ему было бы глубоко плевать. У него на лбу было написано, что он мнит себя пупом Земли и ему это очень нравится. Это несколько отрезвило. Самодовольство и хамство я на дух не переношу. Может быть поэтому я смотрела в его чертовы глаза относительно спокойно, а может потому, что потерянный самоконтроль задел самолюбие и теперь я тщательно следила, чтобы парализующее необъяснимое чувство, бьющееся в запертые двери рациональности, так и осталось за пределами разума. Только раскрыла рот собираясь поинтересоваться, что он хотел, как он меня опередил:
- Тебе бы определенно подошла алая помада. – Негромким голосом с задумчивым взглядом на мои губы, заставив сердце ускориться. – И распущенные волосы. Такой нрав как у тебя нужно править акцентами, а не пародией на покорность и безликость.
Я оторопела. Есть у меня помада. Темно-красная. Любимая и часто используемая вне работы. На брифингах, своеобразных планерках с начальством перед и после каждого рейса, нам постоянно напоминают, что мы не топ-модели и наша задача в безопасности и комфорте, а не в доставлении эстетического наслаждения.
Но больше, чем это замечание, меня, что называется, пробрал до мозга костей его тон. Это был не наглый домогающийся голос лысого, это была констатация факта, с тонкими и такими отчего-то дурманящими нотками просьбы и искушения. Заставившими меня помертветь. Замереть. Ощутить в груди дрожь. Перетекающую по полыхающим сосудам вниз.
Я открыла рот, но так и не смогла придумать, что сказать. Разум горел, не в силах справиться с бредом, переворачивающим во мне все и сжигающим любую попытку рационально мыслить.
- Какой нрав? – слабо и сипло прошептала я, падая в омут полыхающих изумрудных глаз.
- Толстый у нас для прессинга. – Усмехнулся он. – Ты первая, кто не спасовал, а среагировал агрессивно. И я растаял, киса. Глаза кошачьи, аж нутро будто шилом пронзило. И эти губы...
Что-то неправильное происходило с моим телом и сознанием. Он стоял все так же прислонившись спиной к двери. Я сидела на пуфе у стола в паре метров от него.
Под его пальцами щелкнул замок, отрезая салон от нас и пустив по моим венам иррациональное томление. Пилоты не зайдут в стафф. На коротких рейсах без лишней необходимости врубить автопилот они не заходят, а текущий рейс относился к коротким, соответственно, исключая возможное присутствие страстного Диего, с трудом мирившегося с фактом наличия у меня официального жениха Женьки. Что выкинет мой страстный испанец, херачивший без зазрения совести любые бьющиеся материалы о стены в случае малейшего неудовлетворения, при присутствии этой зеленоглазой сволочи, мне страшно, но весьма интересно было бы представить. Наверное, самолет бы разбился, если бы Диего зашел сейчас в стафф и уловил чудовищное томление в витавшем между нами воздухе. Хотя, видимо, сейчас мне как раз-таки весьма необходимо было бы отрезвляющее присутствие Диего. Я бы, может, не почувствовала такого дикого, лишающего возможности правильно мыслить мандража в руках, коленях и зовущего, иссушающего разум песнопения безумия в крови, раздающегося все громче, с каждой гребанной секундой его гипнотизирующего взгляда мне глаза.