– Собаки дома точно не было. Она за грибами ушла, – влезла с замечанием Наташка.
– А меня тоже не было в комнате! И Дмитрия Николаевича – он под машиной лежал. Ты просто не в ту сторону дверь открывала, – торопливо заявила я и густо покраснела. Жуткое ощущение – пожар, который не потушишь водой. Главное – ни в чем таком не виновата. Терзаемая нехорошими подозрениями, я тихо пояснила, что все время была в присутственном месте – на кухне.
Юлька хмыкнула:
– Можно подумать, кроме вас, тетя Ира, других женщин нет!
Вне сомнения, Юлька была права. А если брать в расчет деревенских, женщин вокруг – навалом. Может, с кем-нибудь меня спутал? Чушь какая-то. Я с трудом подняла глаза на мужа, откровенно боясь ответного виноватого взгляда. Неужели тоже освоил оконные проемы? Похоже, здесь многие предпочитают их входной двери. Но встретила яростный, обвиняющий, жутко колючий взгляд. И очень обрадовалась:
– У меня – алиби! – чувствуя всю абсурдность ситуации и отмечая, что стихает сжигавшее меня пламя, гордо выдала я.
– Ефимов, да ты после общения со Светланой Никитичной никак сбрендил! – всплеснула руками Наташка. – Я прошу всех запомнить, что мы, Иришка, Маришка и я, безотрывно сидели за столом на глазах друг у друга. А вот с кем ты находился в комнате?!
Борис крякнул, шлепнув ладонями по коленям, поднялся со стула и изрек:
– Совсем помешались с этим сексом. Да Димка постоянно у меня на виду находился, ни на секунду не отлучался. Если у него и был секс, то только с машиной – он под ней лежал и ласково уговаривал какую-то железку не сопротивляться. Юля, ты что, видела Дмитрия Николаевича в комнате?
С интересом отследив небольшую свару, Юлька помотала головой.
– Как же я могла видеть его через закрытую дверь? Просто подумала: раз эту комнату выделили Ефимовым, зачем там кому-то еще шебуршиться? Ну и отправилась через окно проходной бабулиной комнаты прямиком в летний домик.
Обуреваемая смутной тревогой, я встала и на непослушных ногах поплелась в свою комнату. Все присутствующие, толкаясь и мешая друг другу, поспешили следом.
Внешне комната выглядела обычно: кровать, стул, шкаф. Все старенькое. Оперативники в нее только заглянули, осматривать не стали. И теперь я об этом пожалела. Не нашлась сумка с вещами, ранее стоявшая рядом со стулом. Остальной багаж мы с Димкой, не распаковывая, сунули в шкаф. Ощутив нервную дрожь в руках, я распахнула обе створки и была вознаграждена за это кучей шмоток, вывалившихся на меня в невообразимом хаосе. Откровенно удивившись тому, как вся эта гора уместилась в нескольких спортивных сумках, я легко стряхнула с себя лишнее, перешагнула через новые резиновые бахилы и откинула спустившееся кроватное покрывало. Мое и Димкино нижнее белье, флаконы с шампунем, гелем и жидким мылом, выкинутые из вроде как пропавшей сумки, кто-то зашвырнул под кровать. На Димкиной спортивной куртке возлежал кот и, щуря глаза, делал вид, что суета в доме его не касается. Но по его настороженно расширенным зрачкам и напрягшимся мышцам было понятно: Басурман в любую секунду готов броситься в бой. Или наутек. Как карты лягут. Целая их колода выпала из пачки и рассыпалась веером.
– Терпеть не могу карточные игры! – проворчал Димка. – Ира, зачем нам карты?
– Вкусы меняются. То ли через три года, то ли через пять лет, – растерянно заступилась за меня Наташка. – Иришка решила приобрести карты про запас.
– Ничего я не решила! И никакие карты с собой не брала! Была охота таскать никому не нужную вещь. Понятия не имею, откуда они взялись. Слушайте, я к ним даже не притронусь. Димочка, ты уж как-нибудь сам выгреби все из-под кровати. Только осторожно – там злой кот.
– Наверное, это он сам с собой в картишки перекидывался! Или с покойным дедушкой, который являлся бабуле, – обрадовалась Юлька и протянула к коту руки. Но Басурман, мяукнув что-то, наверняка нецензурное, стрелой вылетел из своего убежища и, петляя между ногами всей компании, исчез в коридоре.
– Боже мой… Мама умерла! – ахнул Юрка и, вцепившись в футболку брата, принялся отчаянно его трясти. – Сашка! Ты понимаешь? Мама умерла!
Наташка проворно отскочила в сторону. Трагическое событие дошло наконец до самых близких людей покойной.
После решительной встряски Сашка в долгу не остался. Повис на брате, парализовав его активность и, стараясь подавить рыдания, придавил Юрика к стенке. Мы растерялись, не зная, следует ли влезать со своими стандартными утешениями в процесс окончательного осознания братьями своего сиротского положения. И правильно сделали. Ибо глубокие совместные переживания сирот быстро переросли в сведение счетов и взаимные упреки. Братьям было не до нас. Они увлеченно вспоминали прошлое, с негодованием вопрошая друг друга: «А где ты был, когда мама…» Далее раскрывались негативные поступки каждого в отношении родительницы. Мы покинули комнату в тот момент, когда братья спорили, кто из них был маминым любимчиком. Похоже, сам факт ее гибели был успешно пережит.