Они увидели палатку, на которой красовалась вывеска: «Судьбы — цыганка Сара».
— Давайте попытаем судьбу.
— Идет, — согласился он с усмешкой.
К их удивлению женщина внутри не пользовалась обычными аксессуарами цыганок: головным платком и серьгами. Сорокалетняя женщина с болезненным лицом и аккуратно причесанными черными волосами была одета в темный габардиновый костюм. Она взяла девушку за руку.
— Только вам, леди, или вашему кавалеру тоже?
— Этот кавалер не мой, — запротестовала Сара.
— Он никогда не будет принадлежать никому другому, никогда не узнает другой женщины.
Она глубоко вздохнула, словно в попытке обрести ясность мысли, а Мартиньи сказал:
— Теперь, давайте послушаем хорошие новости.
Женщина подала Саре колоду карт Таро, охватила руками руки Сары, потом забрала у нее карты, перетасовала их и вытащила три карты.
Первой была Храбрость — молодая женщина, сжимающая пасть льва.
— Есть возможность приступить к исполнению важного плана, если есть желание рискнуть, — сказала цыганка Сара.
Второй картой оказалась Звезда — нагая девушка, стоявшая на коленях у пруда.
— Я вижу огонь и воду в одно и то же время. Противостояние. Но вы преодолеете и то, и другое, оставшись невредимой.
Сара повернулась к Мартиньи.
— В этом месяце, в Кромвеле, зажигательные бомбы попали в сестринское общежитие. Огонь и вода из пожарных шлангов были повсюду.
Третьей картой был Повешенный. Женщина сказала:
— Он не изменится, как бы долго ни провисел на дереве. Он не может изменить изображение в зеркале, как бы сильно он его ни страшился. Вы должны путешествовать в одиночку. В несчастьях вы почерпнете достоинство. Вы найдете любовь, только перестав ее искать, но этот урок вы должны выучить.
Сара сказала Мартиньи:
— Ну, теперь вы.
Цыганка Сара сложила карты.
— Мне нечего сказать джентльмену, чего он еще не знает.
— Лучшее, что мне довелось услышать после братьев Гримм. — Мартиньи положил на стол фунт и встал. — Пошли.
— Вы сердитесь? — спросила Сара, когда они пробирались сквозь толпу к деревенскому бару.
— Почему я должен сердиться?
— Это же просто развлечение. Ничего, что стоит принимать всерьез.
— А я все принимаю всерьез, — уверил он Сару.
В баре было людно, но им удалось найти пару свободных мест в углу около камина. Мартиньи заказал ей пиво, а себе виски.
— Теперь скажите мне, что вы обо всем этом думаете? — спросил Мартиньи.
— Гораздо интересней, чем в палатах Кромвеля.
— При других обстоятельствах, вас бы тренировали в течение шести недель, — сказал Мартиньи. — Шотландское нагорье, чтобы укрепить ваши силы. Курс рукопашного боя и тому подобное. Двенадцать способов убийства голыми руками.
— Звучит отвратительно.
— Но действенно. Я помню один наш агент, который в обычной жизни работал журналистом, перестал ходить в бары, когда бывал дома. Он боялся ввязываться в ссоры из-за того, что мог сделать сам того не желая.
— А вы тоже можете? — спросила Сара.
— Любого можно научить. В этой игре важно иметь голову на плечах.
В баре было трое солдат в полевой форме цвета хаки, один из них, постарше, сержант и двое рядовых. Крепкие молодые мужики, которые все время смеялись, сближая головы, стоило им взглянуть на Мартиньи. Когда он пошел к бару за следующей порцией напитков, один из них нарочно толкнул Мартиньи под руку, когда он поворачивался, чтобы отойти от бара. При этом немного виски расплескалось.
— Ты бы поаккуратней, приятель, — сказал ему один из молодых парней.
— Надо бы. — Мартиньи приветливо улыбнулся. Сержант ухватил юношу за рукав и что-то ему тихо сказал.
Когда Мартиньи снова сел рядом с Сарой, она сказала:
— Джек Картер говорил, что вы знали Фрейда.
— Да, я встречался с ним последний раз в тридцать девятом, незадолго до его смерти.
— Вы согласны с психоанализом.
— Что все имеет сексуальную основу? Бог его знает. Старина Зигмунд сам имел достаточно проблем в этом отношении. Однажды он ездил с лекциями по Штатам вместе с Юнгом и сказал ему, что часто мечтает о проститутках. Юнг спросил, почему он не осуществит свою мечту, Фрейд был ужасно шокирован. Он сказал: «Но я же женатый человек».
Сара беспомощно рассмеялась.
— Это удивительно.
— Кстати, о великих умах, мне довелось много работать с Бертраном Расселом, он любил женщин больше всего на свете, оправдывая это своей искренней верой, что женщину невозможно понять по-настоящему, пока с ней не переспишь.