Как свидетельствуют срезы молодежных настроений, фиксируемых по социальным сетям, прежде всего, вКонтакте, деструктивные тенденции существенно, а зачастую принципиально, различаются в зависимости от особенностей того или иного города и региона. Для Братска (в отличие, например, от Уфы) характерно практически полное отсутствие проявлений немотивированной агрессии в «хайповом» ныне формате «колумбайне-ров»//последователей керченского убийцы Владислава Рослякова. Характерными чертами молодежного ландшафта сибирского города является решительное преобладание депрессивносуицидальной и околокриминальной (в формате условного «ауе» и tme crime) проблематики. Высок, и это бросается в глаза, удельный вес сатанизма, иногда идущего рука об руку с неоязыческими мотивами.
Однако фотографии братского парня, позирующего с оружием, свидетельствуют, скорее, о нормальном мужском воспитании — охоте, рыбалке, службе в силовых структурах старших родственников, а не об агрессивных проявлениях, как в большинстве подобных случаев в других регионах. При этом самоповреждения-ми, ставшими огромной проблемой во многих крупных городах, в Братске не увлекаются (если точнее, по соцсетям эта тематика не фиксируется вообще).
Объяснение, по всей видимости, коренится в сибирском характере и объективных сложностях (от суровых погодных условий до вопросов самореализации) повседневной жизни в городе-легенде. В отличие от сверстников из более крупных и близких к столицам российских городов, молодые братчане плотнее и жестче вписаны в реальную жизнь, где дать обидчику суровый отпор — норма, а резать себя — история из жизни тепличных растений.
Возможно, именно поэтому студенты Братского государственного университета не промолчали, как большинство их ровесников на других мероприятиях, а открыто высказали свое несогласие с тезисами экспертов об опасности ряда деструктивных тенденций, продуцируемых и транслируемых посредством соцсетей.
К сожалению, буквально с первых минут дискуссии стало понятно, что инициирующая сторона ее уже проиграла. Студентам явно не хватало как «обычных» знаний (разницу между умышленным и неумышленным убийством можно уяснить и позднее), так и понимания базовых моральных принципов, сути нравственного закона, который определяет нашу жизнь. Как констатировал, иронизируя над выступавшими, один из экспертов, «я к смерти практически готов, только теоретически и в соцсетях».
Характернейшей чертой претензий со стороны студентов был какой-то потрясающий инфантилизм. Они настаивали на «праве быть такими, какие есть», но протестовали против определения этого состояния, если оно им не нравится (например, увлекающийся сатанизмом — сатанист, гей-порно — тоже все поняли). Они призывали осознать, что безмотивные убийства по «колумбайнов-скому» сценарию, в частности, в Керчи якобы являются «проявлением протеста против общества», но так и не смогли объяснить, что именно вызывает подобный протест. Никто не смог перевести его на русский язык, как приходится иногда переводить для приличной аудитории матерные демотиваторы.
Они с улыбкой рассуждали, что мемы с призывами убивать детей — якобы просто ирония, которую мы, взрослые, не способны понять, но так и не смогли указать, где именно следует смеяться. Улыбки не сходили с их лиц, даже когда разговор пошел о Беслане — некоторые участники дискуссии видели эту трагедию своими глазами. Студенты улыбались, а по лицам взрослых, в том числе их преподавателей, не ожидавших от своих учеников такого окамененного нечувствия, текли слезы…
Показательно, что инициаторы дискуссии не понимали и другого очень важного момента: мемы, подталкивающие к безмотивной агрессии или суициду, вовсе не смешны — они предельно, убийственно серьезны, именно потому, что созданы не для развлечения, а для побуждения к действиям, о которых в них рассказывается. Не осознавая этого, студенты (что уж говорить о школьниках!) становятся легкой добычей организаторов сети деструктивных пабликов. Но ведь аналогичные процессы идут не впервые в истории. «Кто смотрел «Обыкновенный фашизм»? — спросил ребят эксперт по информационному противоборству Андрей Худолеев. — …Никто? Ну, понятно».
Братские студенты критиковали российское государство, приводя в пример Швейцарию, но так и не смогли объяснить, какие же их потребности не удовлетворены (хотя тут уж можно было развернуться — не в сказке живем). «В нашей стране справедливости нет» — постулировал студент, забывая, что подобные заявления должна сопровождать конкретика. Не вспомнили они и о потребностях столь презираемых ими взрослых — никто даже не упомянул о пенсионной реформе или, скажем, о пирах в колонии уголовного преступника Цеповяза.