День выдался влажный и изнурительно жаркий, и у Уолли разболелась голова. В животе урчало, во рту стоял кислый привкус. Ему хотелось есть, но в кармане не было ни цента.
Мимо него шли на работу люди, Уолли вглядывался в них, но тех, кого знал, не увидел. Просить деньги у незнакомцев он не любил. Когда человека знаешь — дело другое. Он заглянул в витрину кондитерской там были часы — и, увидев, что уже восемь двадцать пять, расстроился. Из опыта Уолли знал, что лучшие шансы он уже упустил. Те, кто работают на фабриках и в магазинах, прошли рано утром, конторские служащие — их служба начиналась часом позже — тоже. Оставались только случайные прохожие да домохозяйки, отправлявшиеся за покупками. У них много не получишь. Уолли решил, что еще подождет и, если вскорости никто не подвернется, пойдет в овощную лавку, спросит там, нет ли у них каких-нибудь фруктов на выброс.
В половине девятого мистер Давидо, живший в квартире над кулинарией, вышел из дому и пошел открывать свою парикмахерскую на другой стороне улицы. Увидев стоящего на углу Уолли, он был потрясен. Как странно, подумал он, если видишь то, что вроде бы было здесь всегда, кажется, все снова как прежде.
Парикмахер был маленький, смуглый лет под шестьдесят. Его курчавые волосы поседели, он носил старомодное пенсне на черном шнурке. Руки у него были короткие и крепкие, с толстыми пальцами, но он очень ловко ими орудовал. Клиенты знали, как споро работают эти короткие пальцы, когда ты торопишься. Если спешки не было, мистер Давидо работал медленно. Иногда он стриг кого-нибудь, и клиент, взглянув в зеркало, вдруг замечал, что парикмахер отрешенно смотрит в окно, губы его сжаты, а в глазах — тихая грусть. Минуту спустя он вскидывал брови, вновь принимался за стрижку, и его короткие толстые пальцы, чтобы нагнать время, порхали с удвоенной быстротой.
— Эй, Уолли! — воскликнул он. — Ты где прятался? Давненько ты здесь не показывался.
— Я болел, — ответил Уолли. — В больнице лежал.
— Небось так и травишь себя виски?
— Да нельзя мне больше пить. Диабет у меня. Взяли анализ крови, говорят, диабет.
Мистер Давидо сокрушенно покачал головой.
— Ты уж себя береги, — сказал он.
— Мне туго пришлось. Едва гангрену не заработал. С гангреной ноги вообще ампутируют.
— Как же так случилось, Уолли?
— Да это все с тех пор, как меня мой братец Джимми отдубасил. У меня ноги и распухли. Врач сказал, чудо, что гангрена не началась.
Говоря это, Уолли смотрел на улицу. Парикмахер поймал его взгляд.
— Ты уж лучше держись от брата подальше.
— Я начеку.
— И здесь, Уолли, постарайся не показываться. Брат же сказал тебе, что ему не нравится, когда ты здесь крутишься. Нынче, Уолли, всякой работы полно. Нашел бы себе что-нибудь, комнату бы снял.
— Да, я как раз собираюсь куда-нибудь пристроиться.
— Каждый день надо искать, — сказал парикмахер.
— Буду, — ответил Уолли.
— Ты не откладывай. Сходи в бюро по трудоустройству.
— Пойду, — сказал Уолли. — Только сначала мне надо кое с кем встретиться. Столько появилось незнакомых. Здесь теперь все по-другому.
— Это да, — согласился парикмахер. — Холостых парней почти не осталось. Это я по парикмахерской замечаю. Женатые, в отличие от холостых, бриться не ходят, только стричься. Они себе электробритвы покупают. А одинокие — те молодчаги!
— Сдается мне, тут все либо умерли, либо переженились, — сказал Уолли.
— Ушли на войну, кое-кто не вернулся, а многие переехали.
— От Винсента ничего не слышно? — спросил Уолли.
— Ничего.
— Я подумал, дай-ка спрошу.
— Ничего, — повторил парикмахер. Они помолчали с минуту, и он сказал: — Ты заходи попозже, Уолли. Я тебя побрею.
— Когда?
— Попозже.
Уолли проводил взглядом мистера Давидо, который пересек улицу и, миновав аптеку и прачечную, остановился перед парикмахерской. Прежде чем зайти внутрь, он достал из кармана жилета ключ и завел крутящуюся вывеску. Столбик, раскрашенный красными, белыми и синими спиралями, завертелся.
Мимо прошли мужчина с женщиной, и Уолли показалось, что мужчина знакомый, но тот прошел, опустив глаза, мимо, и Уолли посмотрел ему вслед с презрением.
Ему надоело глазеть на прохожих, и он побрел к газетному лотку — почитать заголовки. Мистер Марголис, хозяин кондитерской, вышел и забрал мелочь.
— Вы что, думаете, я ваши вонючие гроши стащу? — обиделся Уолли.
— Позволь уж мне перед тобой не отчитываться — сказал мистер Марголис.
— И какого черта я только ходил в твою забегаловку!