Вы правда не журналист? Честное слово? А то я могла бы дать вам еще несколько надежных рецептов или продать несколько сюжетов — так у писателей, кажется, говорят — без всякого подтекста, совершенно искренне, правда, правда. Вы Станиславского, конечно, не читали? Нет, не все восемь томов — постойте, а откуда вам известно, что их восемь? ну, ну! — столько вряд ли кто-нибудь у нас прочитал, а для ознакомления, для общей эрудиции… Если вы не разыграли меня, если вы не журналист, не рецензент даже в душе — вам это ни к чему, а если пишете — так это же очень просто, по-моему, разве нет? Цитата отсюда, словечко оттуда, несколько фамилий, содержание спектакля, легкая шуточка или не слишком затертый театральный анекдот, один-два профессиональных термина и хоть малюсенькая собственная мысль — и рецензию зачитают до дыр. Пожелаете ажиотажа — критикуйте загадочно, тонко, с деликатными намеками на что-то там такое, такое… Хотите, чтоб никто не пошел смотреть — похвалите, восторженно, прямолинейно, многословно и не скажите при этом ничего; хотите сделать приятное автору — заявите, что спектакль не достиг высокого уровня драматургии. А хотите порадовать актеров — скажите, что театр спас очень посредственную пьесу. Актеры — они ведь как дети. Ранимы, деликатны и беззащитны. Это же прописная истина. Все знают, как эфемерно, однодневно, непрочно театральное искусство. Спектакли смертны не потому, что они хороши или плохи, а потому что их за полгода успевает посмотреть весь наш город, и их не положишь на полочку и не повесишь в рамке на стене, как книгу и картину.
Не верите, что мы — как дети? Думаете — интриганы, въедливые, злые и придирчивые завистники? Неправда, мы хорошие.
Танцую? Да, конечно. И пою. Слух есть, голосок довольно милый, бабушка в наследство оставила. Без этого что бы я могла делать в театре?
Хорошо ли танцую? Нормально. Актрисе нельзя плохо танцевать. Вообще актерам мало что можно. Сидим в чужих шкурах и произносим чужие тексты. Бесправный народ эти актеры. Ну, хорошо, сузим круг, не будем обобщать, скажем — актрисы люди бесправные. Точнее, существа… Например, я безумно, больше всего на свете люблю вареники с картошкой, а вот лишена же права есть их сколько хочу. Вы опять смеетесь? Смейтесь, вам вареники не повредят, а я, утолив такую свою страсть, смогу показывать со сцены только Карасеву Одарку из «Запорожца за Дунаем».
Или вот вдруг захотелось мне выйти замуж — думаете, можно? Выйду, к примеру, рожу ребенка — и сразу на год-полтора выбыла из репертуара, потеряла уже пусть маленькие, но все же профессиональные навыки, которые успела приобрести за два года работы. Вот так. А вы говорите — шутки. Да нет, замуж я не собираюсь, я просто так размышляю. Приходится отказываться и от вареников, и от счастливой супружеской жизни, приходится выбирать между ребенком и большой ролью, и, думаете, все выбирают семью, тепленькие детские ручонки? Где там, не одна выбирает роль, потому что, если тебе сегодня дают возможность сыграть Офелию или Джульетту, ты за такую возможность черту душу продашь, ведь это, быть может, неповторимый случай, единственный шанс в жизни, а потом никогда больше не будет Шекспира, понимаете — никогда, а вы же не напишете для меня такую роль, чтобы я потом не жалела о Джульетте. Отказываешься от ребенка: дескать, это еще когда-нибудь будет, это придет, а — хоп! — и не приходит. Джульетту сыграла, — кстати, неизвестно, хорошо ли, — и все забыли, кроме тебя самой; отошло, просматриваешь старые газеты, и не перед кем похвалиться: вон что писали! И написанное — не всегда правда, а в ребенке, — все правда, ведь так?
Ну, а родится дитя — и опять же норовишь сдать его на руки маме-папе: ведь снова репетиции, спектакли, выезды, гастроли…
Да вы меня все время наоборот понимаете, я ведь только что шутила, а вы хоть бы улыбнулись разок. Реакция и в самом деле очень уж парадоксальна.
А хотите, я вас по-настоящему насмешу? Налейте мне каплю вина — вот так, спасибо. «Токай»? Нормальное вино, коктейль слишком сладок, а это в самый раз. Спасибо. И себе долейте, вон видите, тот, рыжеватый, тонконосый и тонкогубый — актер наш, Галько, не церемонится, он грамотный, нюхом чует, где можно выпить задарма, а тут можно, ишь как заглядывает в рюмку, как сорока в косточку, знает, что Олександра Ивановна ни с чем не считается, когда угощает.