Выбрать главу

Да нет, — может сказать завлит, — я все преувеличиваю, от меня ничего не зависит, я неспособен повлиять на ход событий, на ход развития театра, давайте привлечем к беседе истинно авторитетную особу — К. С. Станиславского, например, который уверял, что высказывать собственную точку зрения или впечатления от искусства имеет право не всякий критик. Общество, дескать, интересуется только идеями исключительных личностей, которые измеряют искусство и творчество с помощью логики, знаний, проницательности и чуткости гения, а всякий другой, посредственный ценитель, пробующий высказаться публично, зависит в первую очередь от своего здоровья, нервов, желудка, домашних дел. О, — может сказать завлит, поучительно и со знанием дела помахав перед актрисой указательным пальцем, — критик — это наихудший испорченный зритель, и впечатлительность его стерта, затрепана ежедневными посещениями театра. Завлит и сам хочет смотреть спектакль как обычный, не испорченный профессионализмом зритель. Чтобы просто радоваться искусству и растворяться в очищающем сопереживании.

Бога ради, да она, Олександра Ивановна, совершенно согласна со Станиславским и завлитом, что обществу интересны прежде всего идеи выдающихся индивидуальностей. Но может она знать, что должен делать их театр и их город, пока здесь явится выдающаяся индивидуальность, которая все поставит на свое место, все объяснит и решит все проблемы? Да и кто тут у них испорчен частыми посещениями театра? Мысль у здешних критиков — первозданна и чиста, и тот, кто хвалит, будет и дальше хвалить, не заботясь о боли в желудке или ссоре с супругой.

Ну вот, опять, — укоряет себя Олександра Ивановна, — и что она пустилась в пререкания? Так ничего не достигнешь. Все это надо отложить до другого, более подходящего случая, как и впечатления от киевской поездки, — она не отказывается окончательно от возможности подробного разговора, — нет, эта тема не исчерпана, — думает она, одновременно подойдя к зеркалу и внимательно приглядываясь к своему лицу: так какую же прическу она выберет для бенефиса? Что больше подходит для такого случая? Изысканность или скромность? Скромная изысканность.

Теоретизирования придется отложить. Конкретный случай — вот что ее сейчас по-настоящему интересует. Конкретный случай и конкретные события. А также возможные поступки. Свои и чужие.

В мировом масштабе все это — мелкие, локальные заботы. Между прочим, насчет масштаба. Есть разные соотношения: например, один к ста и — один к ста тысячам. Но в обоих случаях и сотая, и стотысячная долька имеют свое значение. Иначе не будет соотношения.

Послушайте, уважаемый завлит, а как было с нашим «Оптимальным вариантом»?

Как было? — может ответить завлит. — А что именно вас интересует? Разве вы сами не знаете, как было? Вы тоже голосовали «за», играете в этом спектакле. Было, как должно было быть. Так куда же вы клоните?

Я насчет тех новостей, которых вроде бы и нет в театре, — скажет она. И которые вроде бы не касаются — даже самую малость — «Оптимального варианта». Новости эти совершенно локального, местного масштаба. Один к ста тысячам. Маленькая Беатриче, маленькая девочка Беатриче — неужели она не задевает вас за живое? Ведь она смотрит вам прямо в душу и добивается, чтоб и вы не опускали стыдливых глаз (да, да, именно по этому поводу высказывание Бернарда Шоу, что самая смешная на свете шутка — говорить правду, только правду). Вы не заметили — она то совершенно одинокая, маленькая, очень маленькая на сцене, как птенчик, случайно залетевший сюда, а то вдруг выпрямится, и голос набирает силы, и слышишь особенность тембра — глубокого, грудного, и тогда все твое внимание сосредоточивается на голосе, как будто он живет у актрисы самостоятельно. Это голос взрослой женщины, мудрой и опытной, а сама Беатриче — девочка, тоненькая, хрупкая, но не покорная, так неужели же может так случиться, что люди не встретятся с этой девочкой, чтобы она могла заглянуть им прямо в глаза?