Гребешок впился в густые волосы, актриса нервно дернула его и сморщилась от боли. Можно, конечно, пойти в парикмахерскую, и легкорукая рыженькая Зося уложит прическу по всем законам причудливой моды — и вместе с тем так, будто и не ведает о моде, а просто делает прическу, чтоб была к лицу Олександре Ивановне. У Зоси талант, без таланта ничего подобного не добьешься. Зося участвовала в международном конкурсе парикмахеров и вернулась оттуда с наградой, с той поры в парикмахерской отбоя нет от желающих стать красивыми и модными, но Олександра Ивановна пользуется у Зоси льготами, они знакомы издавна, Стерницкая открыла для себя рыженькую и милую волшебницу, еще когда у девушки не было наград и славы, задолго до того, как малышка приобрела популярность. Зося любит театр и актрису Стерницкую и, верно, была бы рада, что та пришла к ней перед таким торжественным событием, как бенефис, он же день рождения, он же творческий вечер по случаю пятидесятилетия. Артистка отмечает, как Зося словно бы между прочим, а на самом деле внимательно, быстрым взором профессионала приглядывается к ней, ловит малейшие перемены в облике, даже в настроении, мимоходом косится и на себя в зеркало, и Стерницкая в таких случаях — тоже вполне профессионально — делает вид, будто не понимает, что Зося сравнивает свое юное и красивое личико с лицом старшей женщины, сравнивает — и не может удержаться, чтобы не обрадоваться, похоже, девочка верит не только в собственное бессмертие, но еще и в вечную свою юность. А почему бы и нет?
Статья в «Украинском театре» прочитана. Олександра Ивановна старалась читать отстраненно, будто и не о ней речь, но ведь это не всегда удается. Статья вроде бы и хороша, какие могут быть претензии на расстоянии; что ж тут скажешь автору? Стерницкую хвалили, Стерницкую признали — что ж, и довольно, и прекрасно, она и сама хорошо знала, что сделала удачно, а где не справилась, но и свой уровень, свои возможности знала намного лучше, чем автор статьи, и ей хотелось бы меньше парадности, а больше анализа своего труда, разве актер не заслуживает этого? Автор со знанием дела, как очевидец, писал также о спектаклях, где актриса играла, писал, ни сном ни духом не ведая этих спектаклей и притом ни на кого не ссылаясь. Вот это обижало и даже унижало актрису; когда она дошла до этих строк, то готова была отшвырнуть журнал и не дочитывать статью, но все же взяла себя в руки.
В прочитанном тексте попадались идеи, фразы, которые она где-то раньше слышала, и рассуждения, которые тоже кто-то уже высказывал, стоило чуть-чуть напрячь память, чтобы припомнить, кто и где, но она не хотела проверять свою память, и дело тут было не в плагиате, вряд ли автор раскладывал на столе веером журналы или книги, сочиняя статью о провинциальной актрисе; это было другое, может, даже более печальное и горькое явление — стандарт мышления и стандарт высказывания идей, и что ж — возвращалась она к тому, что не покидало ее на протяжении дня, — и что ж, если молодому режиссеру Ивану Марковскому посчастливилось прочитать пьесу Юозаса Грушаса по-своему, разве можно кому-то позволить делать так, чтобы это индивидуальное видение и решение спектакля не открылось другим людям, которые придут в театр?