Но его замыслу не было дано осуществиться из-за причин, совершенно непредвиденных.
Биканэл, человек до крайности хитрый и жестокий, захотел воочию убедиться, что месть его осуществилась, и насладиться лицезрением останков поверженных врагов. Укрыв пленниц в надежном месте под строгим присмотром, он вернулся на следующее утро к башне молчания. Но при виде пролома в стене лицо его перекосилось, а из побелевших губ вырвались злобные ругательства. Пробравшись через колодец в погребальную яму, он взглянул вверх и, не обнаружив костей, окончательно понял, что проиграл. Выбравшись наружу, он внимательно изучил землю вокруг пролома и увидел огромные слоновьи следы и отпечатки собачьих лап и босых ступней факира.
В Калькутту Биканэл вернулся в состоянии дикой ярости, ломая голову над тем, как разыскать беглецов. И тут в его изощренном мозгу, нацеленном на коварство и интриги, возникла блестящая идея. Гипноз! Гипнотический сон, позволяющий видеть на расстоянии и людей, и любые предметы!
Известно, что брахманы и даже простые факиры издавна знакомы с этим поистине удивительным явлением, которое, однако, нашей официальной наукой полностью отрицается. Как следствие предвзятости, столь характерной для европейской научной общественности, у нас исследованиями в этой области занята лишь небольшая группа энтузиастов. Индусы же с их многовековой практикой достигли в видении на расстоянии колоссальных успехов, и для европейца было бы большим счастьем, если бы они согласились приподнять перед ним хоть краешек завесы над столь тщательно хранимой тайной.
Биканэл, посвященный первой ступени, прекрасно владел всеми приемами этой загадочной науки, и ввести человека в состояние ясновидения было для него делом нетрудным. Он решил, что Мери вполне подходит для этого. И, не теряя времени, тут же попытался ее усыпить, прямо в саду, где она в это время гуляла. Но неожиданно встретился с таким активным сопротивлением с ее стороны, что вышел из себя.
Как уже рассказывалось выше, Мери была подвергнута Бераром гипнотическому внушению, и он во время ее сна строго-настрого запретил девочке позволять кому бы то ни было, кроме миссис Клавдии, усыплять себя. Этот запрет продолжал подсознательно действовать и делал юную пленницу невосприимчивой к постороннему воздействию.
Но Биканэл ничего этого не знал. Не понимая причины своей неудачи, он издал гортанный крик, напоминавший рев тигра. Глаза его сверкали, рот злобно кривился, обнажая белые и острые, как у хищного зверя, зубы.
Мери, жалобно вскрикнув, в ужасе попятилась от него. Биканэл своим взглядом словно жег ее мозг, и она испытывала невыносимую боль.
Графиня де Солиньяк, подойдя к ним, попыталась вмешаться:
— Хватит мучить ребенка!
Но он грубо заорал:
— Молчи, женщина!
Вперив в Клавдию горящий взгляд, Биканэл обрисовал руками круг и пронзительно свистнул. Из груди графини вырвался сдавленный стон, глаза застлала пелена, и от силы воли не осталось и следа. Отступив назад, миссис Клавдия взмахнула руками и повалилась на траву. Тело тотчас застыло в тяжелой неподвижности, и бедная женщина не могла ни шевельнуться, ни произнести хотя бы единое слово. Ей казалось, что ее разбил паралич. И при этом она все видела и слышала, как в ночном кошмаре.
Приблизившись к Мери, Биканэл произнес:
— Спите!.. Такова моя воля!
Девочку сотрясали сильные судороги.
— Я не могу!.. Не могу!.. — шептала она.
— А я вам приказываю спать!.. Так нужно!.. Спите!..
— Вы убьете меня!.. — проговорила она еле слышно. — Сжальтесь!.. Пощадите!..
— Спите!..
— Пощадите!.. Я умираю!..
На губах ее выступила розовая пена, взгляд расширившихся от ужаса и страдания глаз застыл в неподвижности, по бледному, как воск, лицу струился холодный пот, суставы при каждом движении издавали ужасный хруст.
Но Биканэл, не обращая на это внимания, быстро провел рукой перед ее глазами, словно разрубая воздух, затем издал тот же пронзительный свист, которым заставил застыть миссис Клавдию. И прорычал:
— Спите, или я убью вас!
У Мери задрожали веки, лицо внезапно залила краска, она хрипло вздохнула и, стиснув челюсти, упала как подкошенная.
— Вот, стоит лишь захотеть! — пробормотал про себя негодяй с сардонической усмешкой. Затем спросил, обращаясь к девочке: — Почему вы не засыпали?