Но хотя уже не могло быть сомнений относительно того, против чего выступает Муссолини, в 1919 году было по-прежнему непонятно, к чему же он стремится. И 23 марта, когда по его настоянию в одном из помещений миланской Ассоциации торговцев и лавочников на Пьяцца Сан-Сеполко в поисках новой силы политической жизни собрались несколько десятков человек, сомнения относительно того, каковы же его намерения, еще не были развеяны. В его последователях числился странный конгломерат разочарованных социалистов, синдикалистов, республиканцев, анархистов, не поддающихся классификации бунтарей и мятежных солдат, многие из которых принадлежали к «Ардити» («Отважным») — непокорным «коммандос» итальянской армии, некоторые из которых разыскивались полицией [6] . Они оформились в боевую группу, которую Муссолини называл «союзом борьбы», связанную воедино так же тесно, как «фасции» ликторов — символ власти в Древнем Риме.
Но помимо откровенных заявлений, разжигавших националистические чувства, миланский «союз» мало что мог предложить безразличной и скептически настроенной общественности, которая сомневалась в откровенности, не говоря уже о политической реализуемости программы, которая предусматривала 80%-ный налог на военные прибыли, высокий налог на капитал, конфискацию принадлежащей Церкви собственности, аннексию Далмации, ликвидацию биржи и передачу управления промышленностью в руки рабочих. На протяжении 1919 года новое движение получило незначительную поддержку. К нему присоединились лишь некоторые бывшие солдаты, еще несколько разочарованных социалистов и озлобленных молодых синдикалистов, консервативно настроенные монархисты и бывшие офицеры, как, например Чезаре Мария де Векки и генерал Эмилио де Боно. Неудачи во многом объяснялись неоднородностью движения, разногласиями между Муссолини, который, как говорит Денис Мак Смит, «вообразил себя итальянским Лениным», и консервативными элементами, считавшими его идеи о захвате промышленных предприятий более большевистскими, чем сами большевики. Когда на выборах в октябре 1919 года фашисты выставили своих кандидатов в палату депутатов, они набрали всего 4000 голосов. Их противники — социалисты получили в сорок раз больше: в палату депутатов были избраны сто депутатов от христианских демократов. Муссолини — политический труп, восторженно писала «Аванти!». Его гроб носили взад и вперед по улицам Милана, обставленный свечами и в окружении демонстрантов, которые служили панихиду. На Пьяцца-дель-Дуомо сожгли его чучело. Через несколько дней после тяжелого поражения в редакцию его газеты прибыла полиция. Озабоченный твердой поддержкой со стороны Муссолини полных драматизма, дерзновенных действий д'Аннунцио в вопросе об оккупации Фьюме во имя интересов Италии, премьер Франческо Нитти приказал арестовать Муссолини по обвинению в «вооруженном заговоре против государства». Обвинение, видимо, было обосновано. Неуютные помещения редакции «Пополо д' Италия» походили на арсенал [7] . Шкафы и ящики были заполнены бомбами и взрывчаткой. Бомбы были запрятаны в комнате Муссолини даже в печь, книжный шкаф и в выдвижные ящики его письменного стола, на столе на самом верху лежал его револьвер и стилет, а за ними стоял флаг «Ардити» с вышитым черепом. Однако несмотря на наличие таких атрибутов насилия, Муссолини вскоре был освобожден. Советники убедили Нитти, что фашизм — мертворожденное дитя и что нет смысла делать мученика из его лидера — «пережитка прошлого, человека, потерпевшего крах». Однако к началу июня следующего года такая характеристика с большим основанием могла относиться к самому Нитти. Его неспособность противостоять революционным забастовкам и беспорядкам и решить проблему Адриатики, а также слабость в борьбе с социалистами и коммунистами во многом способствовали росту влияния и мощи фашизма.
6 июня 1920 года Нитти в третий раз за три месяца ушел в отставку, и пост премьера занял Джованни Джолитти. Но даже умелый и расчетливый Джолитти не более преуспел в контроле над тем, что стали называть растущей угрозой безопасности страны со стороны большевизма. Его попытки удовлетворить как правых, так и левых, не удовлетворяли ни тех ни других, и когда в сентябре он позволил социалистам возглавить захват рабочими фабрик, то почти полностью лишился поддержки среднего класса, который расценил его нежелание принять действенные меры как дальнейшее проявление терпимости по отношению к беззаконию.
Дело заключалось в том, что правительство, не опиравшееся на реальное большинство в уже дискредитированном парламенте, не могло более контролировать положение в стране. Инфляция еще более возросла благодаря субсидиям, которые не облегчили тягот обнищавшей страны, оказавшейся в долгу на миллиарды лир из-за неожиданного прекращения экономической помощи со стороны союзников. Одновременно увеличилось число безработных за счет демобилизации тысяч солдат и обострилась проблема преступности в связи с существованием не менее ста пятидесяти тысяч лиц, дезертировавших из армии и привыкших жить нетрудовыми доходами.
Муссолини и фашисты быстро оценили открывшиеся перед ними возможности. Фашисты больше всего любили с гордостью повторять, что пришли к власти после упорной борьбы с коммунизмом, искажая истину, заключавшуюся в том, что фашизм черпал силу из слабости социализма. Признавая, что на выборах 1919 года фашисты потерпели поражение из-за того, что не смогли лишить социалистов традиционной поддержки рабочего класса, Муссолини с характерным для него оппортунизмом отбросил ленинские идеи и взял на вооружение язык и лозунги, ставшие основой фашистских действий.
Когда участились и стали мощнее забастовки и выступления против дороговизны, когда по всей Италии поезда, казармы, банки, общественные здания стали подвергаться нападениям со стороны толпы, когда на местах провозглашались Советы и многие регионы целиком переходили в руки коммунистов, в условиях, когда ни социалисты, во главе с неумелым руководством, ни христианские демократы не смогли выработать общей политики, альтернативной фашизму — фашисты стали выдавать себя за единственных спасителей страны, единственную силу способную остановить и задушить большевизм. Утверждая, что на насилие следует отвечать еще большим насилием, фашистские отряды, вооруженные ножами и дубинками или револьверами и ружьями, оставшимися со времен войны, нападали на коммунистов и сочувствующих им с такой жестокостью и постоянством, что вскоре возникла обстановка, напоминающая гражданскую войну. Впоследствии подсчитали, что между октябрем 1920 года и походом на Рим погибли три тысячи антифашистов и триста фашистов. Фашистская статистика переставила эти цифры, но общее число погибших, видимо, соответствует действительности.
Одетые в черные рубашки, которые трудящиеся Марке и Эмилии выбрали в свое время в качестве формы анархистов, с флагами «Ардити» в руках, фашисты («сквадристы») шли в атаку, распевая патриотические песни и выкрикивая лозунги легионеров. Состоявшие большей частью из людей, прошедших войну, из молодежи, считавшей, что она уже может участвовать в борьбе, из людей старшего возраста, движимых тем мистическим патриотизмом, который собрал множество добровольцев из всей Италии, чтобы послужить д'Аннунцио во Фьюме наперекор европейским правительствам, из преступных авантюристов, которых также привлекал д'Аннунцио, — эти отряды пользовались поддержкой и вызывали восхищение тысяч итальянцев, готовых простить им их методы, полагая, что лишь терроризируя противников, заставляя их приветствовать фашистский флаг, как это делал Итало Бальбо в Ферраре, вливая в них касторку и даже убивая, можно искоренить заразу, распространяемую международным большевизмом. Ибо социалисты, многих из которых невозможно было отличить от коммунистов, также являлись террористами и убийцами, и было бы глупо проявлять сострадание по отношению к тем, кто сам проявляет жестокость. К примеру, когда в ноябре 1920 года в Болонье были спровоцированы выступления против городского совета, находившегося под влиянием коммунистов, именно фашисты руководили демонстрациями, организовывали сопротивление и пользовались предоставившейся возможностью показать, что находятся в состоянии борьбы с тиранией на стороне свободы. В Болонье и других городах им, несомненно, помогла позиция, занятая правительством. Ни Джолитти, ни другие либеральные правительства, пришедшие ему на смену, не использовали против них армию, карабинеров или специальные подразделения.
6
Количество людей, принявших участие в этой встрече, неизвестно. Видимо, их было менее двухсот. Муссолини, который стремился подчеркнуть большое значение преданного делу меньшинства, впоследствии отмечал, что под программой стояло сорок пять подписей. Однако после триумфа фашизма сотни людей стали называть себя «сансеполкристы» по имени места, где проходила встреча, и утверждали, что они в ней участвовали. Их считали «элитой» фашизма.
7
Муссолини сохранил на всю жизнь склонность к показному выставлению оружия. В течение многих лет после прихода к власти он выставлял на столе в приемной у своего кабинета в Палаццо-Венеция футляр, в котором хранились пистолеты для дуэли и две сабли.