— Загрузи ее до макушки, только останови!
Три фигуры неподвижно застыли в ярком солнечном свете. Мотор бормотал, потом взвыл, потом снова забормотал.
— Эй, Пэтти, — опять раздалась песнь. — Одну на посошок, дорогая?
— Что? — Она заморгала, глядя на них против солнца.
— Одно дело — удирать, милочка, другое — удирать всухую.
Она сидела, раздумывала, только нога нервно жала на газ, отчего завывал мотор.
— Эй, Пэтти…
— Прекрати выть, — шепнул Бенни. — Предложи еще раз.
— Ладно, — крикнула она через двор, — только свинья Тейпкоу пусть не шевелится. Не хочу, чтобы он подходил ближе.
— Он не подойдет, Пэтти-пышечка, — обещал Тобер.
Он пошел в дом, Бенни остался на месте.
Казалось, прошла вечность под добела раскаленным солнцем, каждый мускул болел собственной болью, от холодного пота зудела кожа.
— Дзинь-дзинь, Пэтти-пышечка!
Тобер спустился с лестницы, вышел на солнце с подносом, на котором стоял графин. Почти зеленое содержимое колыхалось на каждом шагу. Когда Тобер подошел к машине, она убрала ногу со сцепления, и голова ее запрокинулась от толчка. Потом мотор заглох. Какое-то время они спорили по этому поводу, после чего она снова включила мотор, и заметила:
— Ты стакан не принес.
Бенни наблюдал, как она берет поднос, как Тобер бредет назад к дому. В ожидании она уставилась на него, следя, чтобы он не двигался.
Вернувшись, Тобер налил ей полный стакан.
— Немножечко забалдеешь от этого, только смотри не свались. Я тут, подхвачу тебя, когда рухнешь, — хихикнул он.
Пэт подняла стакан, выпила.
Не закашлялась, не содрогнулась, ничего подобного. Выпила и сказала:
— Откуда такое крепкое? — и допила до дна.
— Теперь минут пять помолчим, пока божественное зелье не взыграет.
Не собирается ли этот придурок свернуть представление? Бенни затрясся, услышал, как Пэтти сказала:
— У меня уже нету пяти минут, — и не мог больше вытерпеть.
Пыль взметнулась, когда он сделал рывок, поднялась почти таким же облаком, как то черное, что взлетело за взревевшим автомобилем. Машина дернулась, Тобер покачнулся, удерживая поднос. Бенни слышал неровный рев заработавшего мотора, кашель выхлопных газов. Автомобиль пытался набрать полный ход, голова Пэт тряслась от толчков, а когда мотор заглох, она, согнувшись, исчезла из поля зрения. Бенни оказался рядом с машиной, заглянул в слепые глаза, не совсем еще отключившиеся, заметил, что она совсем обмякла.
Глава 14
Бенни еще какое-то время оставался в комнате, наблюдая за ней. Наконец, удостоверившись в наркотическом сне, отвернулся. Переставил стул к окну и сел.
Поэтому и не слышал телефон. Он звонил и звонил, никто не снимал трубку. Потом в холл вышел Тобер. Телефон стоял в холле в нише, и от резкого звона у Тобера заныли зубы. Он схватил трубку и заорал:
— Алло, алло, алло! Отвечает и привечает Тобер. Мы знакомы?.. Я тебя знаю, Фингерс? Слушай, Фингерс, если кто-нибудь на белом свете спросит, сколько я знаю пальцев, знаешь, что я отвечу? Слушай, Фингерс, я не закончил. История не закончена. Вот что я скажу: «Да, уважаемый сэр, одиннадцать. Десять у меня на обеих руках, а еще один — ты!» [1]Фингерс, не слышу смеха. Смеха не слышу. Я не слышу… Так-то лучше, Фингерс. Ну, что скажешь?
Он слушал, вставляя «угу», «ага», «конечно, я знаю Тейпкоу», «говоришь, очень милая крошка?». А потом сказал: «Откуда мне знать, дорогой Фингерс?», и положил трубку. Тут ему пришло в голову отыскать Бенни, но его отвлекла куча народу в купальниках, ввалившаяся в холл, распевая песни. Парень по имени Гарри тащил на плечах девушку, на которой была только часть костюма — одна из двух. Но никто не обращал на это внимания. Все пустились танцевать, а Тобер обеспечивал музыку и слова. Слова были такие: «Гарри лихо тащит к двери крошку Мэри». Они повторялись и повторялись, и к моменту прекращения игры Тобер напрочь забыл про телефонный звонок. Позже вечером, увидев Пэт, тоже не вспомнил, потому что она вместе с прочими на пляже стояла на голове, все дружно кидались песком и пили баночное пиво.
Бенни очнулся после ее ухода. Побежал вниз как был, небритый, голодный, но, увидев ее на пляже, вернулся в дом принять душ. Потом побрился, нашел на кухне какую-то еду и сел на темной веранде, наблюдая за пляжем. Когда Пэт улеглась, проследил, чтобы с ней не было Тобера, и оставил ее в покое.
Точно так же они провели еще два дня, пока не настал такой день, когда в гости никто не пришел. Солнце палило, стояла удушливая жара, не было слышно ни звука, прохладный дом напоминал могилу. Услышав шлепанье босых ног по кафелю в холле, Бенни пошел за Пэт в заднюю часть дома. С веранды был виден стоявший внизу пляжный шезлонг и одна вытянутая загорелая нога. Он сел, закурил, гадая, долго ли она продержится, и тут нога исчезла из поля зрения, а из-за спинки шезлонга выглянуло ее лицо.
— Еще не насмотрелся, Тейпкоу?
Он не ответил.
Она встала, набросила на плечи купальный халат и пошла к веранде.
— Я вопрос тебе задала, — напомнила она. Села на перила, выставив голую коленку.
— Не трать свои таланты, — посоветовал он. — Я просто сопровождающий.
— Я забыла, — рассмеялась она. — Я — бизнес. А святой Бенни не путает бизнес с удовольствием.
Бенни швырнул сигарету через перила, посмотрел, как она падает на песок.
— С удовольствием! — хмыкнул он и начал подниматься.
Это задело ее. Она спрыгнула с перил, встала перед ним:
— Откуда ты знаешь, невинный младенец?
— Я не покупатель.
Он отстранил ее и ушел в дом. Даже услышав, что она идет следом, не остановился и на всем пути к комнате, пока она говорила с ним металлическим тоном, ни разу не оглянулся и не открыл рта. Потом Пэт захлопнула за собой дверь комнаты, и они остались наедине.
Он повернулся, и, увидев его лицо, она вмиг замолчала.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
Она ответила не сразу.
— Чего ждешь? — повторил он.
— От тебя? Ничего.
Она села на кровать и закурила.
— Скучный день выдался, — заключил Бенни. — Один скучный денек, никого больше вокруг, дай-ка подцеплю Тейпкоу. — Он подошел к комоду, вытащил рубашку. — Веришь ли, Пэт, мне жалко, что так получилось.
— Ну и дерьмо! — прошипела она. — Как только ты рот откроешь, одно дерьмо! Знаешь что, Тейпкоу? Ты просто не догадываешься, где твое место. Ты ведь из сточной канавы, и даже не знаешь об этом. — Он повернулся, и она вскочила. — А я только пытаюсь помочь, облегчить дело, чтобы тебе не пришлось прыгать выше своей головы.
Он встряхнул чистую рубашку, мельком взглянув на нее.
— Не трудись, — сказал он. — Просто оставь халат так, как есть.
Пэт рванулась, нацелившись ногтями ему в лицо, он быстро схватил ее, и она уже не могла шевельнуться. Короткий толчок, и мисс Пендлтон рухнула на спину на постель.
— Ты не понимаешь. — Он успел сказать это, пока она не поднялась. — Я не ложусь в постель с машиной вроде кассового аппарата. Нажмешь кнопку, и все ящички открываются.
Бенни начал переодеваться. С постели донесся какой-то звук. Оказалось, что она уже сидит, глаза странно светлые на загорелом лице, выражение непонятное. И его удивил ее тихий голос.
— А я всегда такая. Для тебя это либо бизнес, либо машина с кнопкой?
— Нет, — сказал он.
— Нет? В коттедже? — Но при этом на ее губах появилась защитная полуулыбка, кривая и жесткая.
Он медленно дотянулся до ее лица, провел по щеке большим пальцем.
— Не смейся, — попросил он.
И она не засмеялась. Она заплакала. Она плакала, пряча лицо, пока он не обхватил ее руками, не придвинулся совсем близко, но теперь это не имело значения, потому что между ними уже не было никакой дистанции.
Когда Пэт проснулась, все было гораздо хуже. Постель оказалась пуста, Бенни не было, он не мог ее обнять и заверить, что все это правда. Она вылезла из постели по-прежнему уставшая, в окно увидела его во дворе у машины. Он казался темным в свете заходившего солнца, а его возвращение через двор, как это ни бессмысленно, страшно взбудоражило ее расстроенное воображение. Почему она здесь оказалась? Потому что он лгал, притворялся ради осуществления важного гнусного плана, в котором она — только кнопка, которая заставляет ящички открываться.