И Свен попятился.
— Иди ко мне, — сказал ему Бенони, — а мне надо кое о чём переговорить с этим человеком.
Сказать про Мака из Сирилунна «этот человек»! Оба идут в контору. Мак вторично прибегает к помощи носового платка, затем говорит:
— Ну?
— У меня небольшое дельце, — говорит Бенони, — насчёт денег.
— Какое такое дельце насчёт денег?
— Вы меня обманули.
Мак молчит и глядит на него с видом превосходства.
— Я отдал засвидетельствовать в суде закладную. Вы небось такого от меня не ждали?
Мак криво улыбается.
— Почему же? Мне всё известно.
— Это вашему брату из Розенгора принадлежите вы сами со всем вашим добром. Вот, гляньте-ка.
Бенони выкладывает на стол закладную и тычет в неё пальцем.
— Ну, а дальше что? — спрашивает Мак. — Ты желаешь забрать из дела свои деньги?
— Забрать из дела? А откуда вы их, спрашивается, возьмёте? Да вам даже штаны не принадлежат, в которых вы ходите. Двадцать три тысячи! Восемнадцать у вашего брата, пять у меня, чистых двадцать три. Вы меня разорили! Я теперь почти такой же нищий, как вы сами!
Мак отвечает:
— Во-первых, всё это написал на твоей закладной молодой и неопытный уполномоченный.
— Да, но он имел на то законное право.
— Ну, конечно же, имел, но помощник судьи никогда бы не стал выписывать все эти глупости про моего брата. Это ведь пишется просто так, для формы, ты ведь знаешь, как оно бывает между братьями. А на деле я чаще помогал своему брату, чем он мне, например, когда он расширял свою фабрику рыбьего клея.
— Да, да, вы оба одинаково разорились, только мне от этого не легче.
— Во-вторых, — продолжает Мак с несокрушимым достоинством, — я тебе должен не пять тысяч. Между нами есть и другие счета.
— Вы, верно, про те четыре сотни за фамильные ценности? Но на кой они мне теперь нужны, эти ценности? Розу и адвоката уже оглашали в церкви, двенадцатого они женятся.
— Уж и не знаю, мне не удалось переубедить Розу, впрочем, вполне возможно, что ты и сам в этом виноват. Передача бумаги в суд, да ещё у меня за спиной, не прибавила мне охоты хлопотать за тебя.
— Не прибавила? — с досадой говорит Бенони. — Розе я желаю счастливого пути и упрашивать её не стану. А вот насчёт ваших жульнических проделок, так Роза слишком хороша, чтобы быть вашей крестницей. Вот так. Я напишу ей подробное письмо про всё, тогда она больше не переступит вашего порога. Другие счета! Я постараюсь при первой же возможности уплатить за всё наличными. А вы подайте мне мои пять тысяч.
— Ты желаешь забрать свои деньги через шесть месяцев, считая с этого дня?
— Забрать! — насмехается Бенони. — Нет, я поступлю по-другому, совсем по-другому. Я вас не пощажу во всей вашей славе!
Мак сразу понял, что сила теперь на стороне Бенони и что Бенони может поставить его на колени, может объявить его несостоятельным должником, может подать на него в суд, устроить ему серьёзные неприятности с закладной и тем повредить его репутации, сделать его затруднения достоянием гласности.
— Действуй, как сочтёшь нужным, — холодно говорит он.
Но Бенони не удержался и выложил под конец свою козырную карту:
— Придётся мне наложить арест на вашу рыбу, что сохнет на скалах.
Вот это уже грозило настоящим скандалом, грозило судебным рассмотрением с допросом свидетелей. Мак ответил:
— А рыба-то не моя. Она принадлежит купцу.
Тут Бенони запустил пальцы в свою густую шевелюру и вскричал с великим удивлением:
— Вам что, вообще ничего не принадлежит на этом свете?
— Я не обязан тебе давать отчёт, — уклончиво ответил Мак. — Ты можешь от меня потребовать только свои деньги. Их ты и получишь. Итак, ты желаешь забрать свои деньги в шестимесячный срок?
Чтобы положить конец разговору, Бенони ответил:
— Да.
Мак взял своё перо, пометил дату, после чего отложил перо, поглядел на Бенони и сказал:
— Не думал я, Хартвигсен, что между нами всё так кончится.
Признаться, и Бенони тоже не испытывал удовлетворения.
— А что ж мне оставалось делать? Когда-то я был в скверном положении и сам не мог себя вызволить, это я хорошо помню, и тогда вы подняли меня из грязи.
— Ну, об этом мы лучше вспоминать не будем, — перебил его Мак. — Не я завёл этот разговор. — И Мак подошёл к окну, чтобы подумать.
А тут перед глазами Бенони действительно с великой отчётливостью всплыло его жалкое прошлое, он вспомнил те дни, когда не было у него ни большого дома, ни сарая, ни невода, дни, когда его ославили на всю округу с церковной горки и Мак из Сирилунна принял в нём участие и снова сделал его человеком.
— Да, значит, я получу свои деньги. Я не хочу быть против вас каким-то злыднем. У меня и причин для того никаких нет, видит Бог, никаких.
Пауза. Мак отвернулся от окна и подошёл к своей конторке:
— Ты когда объезжал шхеры, сельди не приметил?
Бенони отвечал:
— Нет, то есть приметить-то я приметил, но немного. Я решил снова выйти с неводом.
— Желаю удачи!
— И вам всего хорошего! — сказал Бенони и ушёл.
XVIII
Настало двенадцатое июня, сегодня Роза выходит замуж. Вот так-то.
Бенони с утра пораньше пребывал в торжественном настроении, держал себя учтиво и кротко и был неразговорчив. Свену-Сторожу, который теперь жил у него, поручили дело, с которым он мог справиться один, без помощи.
Бенони протёр пианино и начистил серебро. Может, отправить все ценности Розе? Ему они всё равно уже не понадобятся. Это будет похоже на множество дорогих даров от короля королеве, а вдобавок это заткнёт рот — тем, кто теперь трезвонит, что Бенони Хартвигсен разорился. Поначалу ни сам Бенони, ни помощник ленсмана не делали тайны из того, что заклад в пять тысяч талеров пошёл прахом, а слухи перекинулись на самого Бенони, увеличили размеры несчастья и если верить им, то сарай и невод уже пошли с молотка. У Бенони разгорелась подозрительность, ему казалось, что старые дружки начали относиться к нему без прежнего почтения и уже не , называли его Хартвигсеном. Как бы то ни было, ему покамест вполне по карману сделать Розе такие подарки.
А вот примет ли их она?
Серебро, во всяком случае, он может ей послать. С нежной сентиментальностью Бенони представлял, как увлажнятся Розины глаза, когда она увидит эти щедрые дары. О Бенони, как я жалею, что не вышла за тебя! Вот она не отослала ему ни крестик, ни кольцо, как обещала, возможно, она решила их сохранить из любви к нему. Так не отправить ли ей в особой бумаге хотя бы ту ложечку и вилку, которые он для неё подобрал?
Нет, их она, пожалуй, не примет.
Бенони отправился в Сирилунн, мрачный и возбуждённый, хорошенько выпил в лавке у стойки под тем предлогом, что подцепил какую-то болезнь, затем ушёл домой. Уже во хмелю он достал псалтырь для божественных упражнений, но, опасаясь, что Свен-Сторож услышит его громкое пение, начал просто читать псалмы, а читать ему было очень скучно. Потом он постоял какое-то время на закрытой веранде, глядя прямо перед собой, но через какое бы стекло он ни глядел, жёлтое, синее либо красное, он всякий раз видел голубей, и они всякий раз проделывали один из самых ничтожных своих фокусов — вниз по стене сарая. Ах, не то он имел в виду, когда заводил эти цветные стёкла и голубей для Розы...
И Бенони ушёл в горы. Впереди, недалеко от него, шёл смотритель маяка Шёнинг, сгорбленный, в заплатах, словно обглоданный своей вопиющей бедностью. Он бродил по тропинкам среди гор, слушал крик морских птиц, разглядывал травы и цветы. Против всякого обыкновения Шёнинг поздоровался с Бенони и завёл с ним разговор.
— Послушайте, Хартвигсен, у вас есть для этого все возможности, купите эту гору.
— Купить гору? У меня и без того хватает гор, — отвечал Бенони.
— Нет, всё-таки не хватает. Вам надо бы купить всю четверть мили до общинного леса.
— А потом мне что с ней делать?
— Эта гора имеет большую ценность.