− Эти ложки вырезали из бедренных костей членов Первого Континентального Конгресса.
Он указал на огромную картину в рамке, которая висела над шкафом. Судя по всему, её рисовал один из лучших художников на заре становления Америки. Там был изображен перепачканный кровью Джордж Вашингтон, по бокам его стояли две женщины, тоже измазанные кровью, вместе они пожирали кричащего мужчину.
− Вашингтон делал это, когда был президентом.
Похоже, вашингтонцу нравилось показывать ему комнату, Майк думал, можно ли будет сыграть на этом. Его все ещё крепко держали двое вашингтонцев, он уже не пытался вырываться, понимал, что не справится с ними.
Высокий мужчина продолжил свою речь, смотря на картину с благоговейным трепетом.
− Он вкусил человеческое мясо во время зимы, тогда он и его люди голодали без подкрепления и продовольствия. Солдаты начали есть погибших, Джордж Вашингтон понял, что ему нравится вкус человеческого мяса. Долгое время он вырезал вилки, ложки и амулеты из костей, съеденных людей. Даже после того, как привезли продовольствие, он продолжал убивать по человеку в день.
− Он понял, что, контролируя армию, он контролирует всю страну, − сказала стоящая за спиной женщина. — Он мог создать страну каннибалов. Нацию, которая славит и посвящает себя пожиранию человеческой плоти!
Майк повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
− Но ему это не удалось, не так ли? − он покачал головой. — В людях полно дерьма.
− Посмотрим, как ты будешь рассуждать, когда мы съедим почки твоей дочери.
Майк задохнулся от гнева и попытался вырваться. Вашингтонцы схватили его ещё крепче, вскоре он обмяк и сдался.
В центре комнаты стояло странное сооружение, напоминавшее стол. Высокий мужчина нежно провел рукой по его верхушке.
− Здесь заживо освежевали Джона Хэнкока, − сказал он. — Его кровь пролилась сюда. Его крики до сих пор слышны в этих комнатах.
− Вы все дерьмо!
− Я тоже?
Высокий вашингтонец мечтательно оглядел комнату.
− Джефферсон отдал за нас жизнь, ты знал? Он принес себя в жертву прямо здесь, позволил нам, вашингтонцам разорвать себя зубами. Франклин тоже отдал нам своё тело.
− Не было никакого Бенджамина Франклина.
Вашингтонец улыбнулся, обнажив белые зубы.
− Значит, это ты знаешь.
− А почему вы не надели свои деревянные зубы?
Вашингтонец ударил его в живот, Майк согнулся пополам.
− Ты здесь не гость, − сказал он. — А пленник. Наш пленник. Теперь.
Он ухмыльнулся.
− А потом, можешь стать ужином.
Майк закрыл глаза, он отчаянно старался сдержать рвоту. Когда ему удалось восстановить дыхание, он посмотрел на вашингтонца.
− К чему все это джеймсобондовское дерьмо? Вы хотите преподать мне курс вашей истории, прежде чем убить? Хотите рассказать про свои игрушки? Надеетесь, что я буду восхищаться всем этим? Да пошли вы! Жрите меня, больные ублюдки!
Женщина улыбнулась.
− Не волнуйся, съедим.
В противоположном конце комнаты распахнулась дверь. Там стояли Пэм и Эми в окружении ещё трех вашингтонцев. Жена и дочь побледнели от страха. Эми плакала, она зарыдала ещё сильнее, когда увидела отца.
− Папа! — кричала девочка.
− Время ланча, − объявил высокий вашингтонец. — Приступим к барбекю.
Вашингтонцы захохотали.
Женщина повернулась лицом к Майку.
− Отдай нам письмо, − сказала она.
− А вы меня отпустите? Да? Хорошо.
Но где же письмо? Майк задумался. В последний раз его держал в руках Харткинсон. Он его уничтожил? Или смыл в туалете, как наркоманы до прибытия полиции делают? Где вообще Харткинсон? Почему они его не похитили?
Майк уже собирался задать этот вопрос, как вдруг из-за двери раздались шум и звуки отчаянной борьбы. Вашингтонцы посмотрели туда.
В дверях стоял Харткинсон.
Он был одет в костюм британских войск, времен войны за независимость. За ним стояла группа солдат со штыками в руках. Из-за них выглядывал испуганный юнец, напоминавший экскурсовода.
− Отпустите этих гражданских! — потребовал Харткинсон, теперь он говорил с сильным британским акцентом.
Профессор и его друзья выглядели довольно комично в этих потертых британских костюмах, но вместе с тем в них чувствовался героизм. У Майка кровь закипела от адреналина, когда они ворвались. Их было много, пятнадцать или двадцать, они превосходили вашингтонцев по численности как минимум вдвое.
Два вашингтонца достали ножи и побежали к Пэм и Эми.