На следующий день, сидя в одиночестве на обеде, Тимми Тёрнер подумал, что давно не ел такой вкусной бурды.
Перевод: Иван Миронов
Город
Bentley Little, "The Town", 1991
Он держал их на верхнем этаже — восстановленные скелеты всех женщин, которых он убил. Первый — положил в кабинете рядом со своим столом. И второй. И третий. Но вскоре они заполнили гостевую спальню, ванную, холл, пока не заняли весь верхний этаж дома.
Он часто думал о том, чтобы нанять профессионала, способного покрыть кости "живым" латексом, сделать скелеты реалистичными копиями женщин, которых он убил, но знал, что не может попросить кого-то сделать это, не вызвав подозрений. И уж точно в городе не было никого, кто мог бы выполнить столь кропотливую работу.
Кроме того, он любил своих женщин такими, какие они есть. Каждую ночь, за час до сна, он стоял у подножия лестницы, глядя вверх в темноту, видя молочные очертания костей в темноте. Он снимал с себя одежду — сначала ботинки, потом носки, потом рубашку, брюки, нижнее белье — и шёл наверх, где бродил среди рядов скелетов, тихо бормоча что-то, позволяя голой плоти касаться холодной гладкости костей, прежде чем выбрать себе спутницу на ночь.
Шериф Уокер Хейман был счастливым мужчиной.
В дверь постучали, и Хейман оторвался от своих бумаг.
— В чем дело?
Дверь открылась.
— Шериф?
Джим Притчард вошёл в кабинет и нервно откашлялся:
— Мы задержали одну, сэр.
— Женщина?
— Да.
— Взрослая или ребенок?
— Взрослая.
— Отлично.
Шериф встал и отложил ручку.
— Проводи меня к ней.
Он последовал за своим заместителем по коридору к первой камере, где хорошо одетая женщина лет тридцати пяти гневно расхаживала из угла в угол. Когда двое мужчин вошли она подняла глаза, и Хейман увидел под прядью светлых волос рану на лбу, куда её ударили рукояткой пистолета.
Он надеялся, что это не оставит вмятины на её черепе.
А он мог сказать, что у нее хороший череп.
— Что все это значит? — потребовала объяснений женщина. — По какому праву вы меня задерживаете?
Хейман улыбнулся.
— Добрый день, маленькая леди.
— Я не маленькая леди. Я большая леди. С большими деньгами. И я могу себе позволить оплатить крупного талантливого юриста, — она сердито погрозила ему пальцем. — Я собираюсь представить вас перед наблюдательным советом так быстро, что у вас голова пойдет кругом. А эти обезьяны, которые на вас работают… — Притчард угрожающе шагнул вперёд, но шериф удержал его. — …это худшее проявление полицейской жестокости, которое я когда-либо видела. Я даже не превышала скорость. Меня остановили за… я не знаю, за что именно. За то, что я женщина…
— Да, — сказал Притчард.
— Вы это слышали? — она обратилась к шерифу. — Он сам признался.
Хейман кивнул, улыбнулся и достал пистолет.
— Вы хотите здесь или на публике?
Женщина в шоке уставилась на него:
— Что?
Шериф всадил ей пулю в живот и наблюдал, как, держась обеими руками за кровоточащую рану, она рухнула на пол; её рот превратился в круг боли и недоумения. Он повернулся к Притчарду:
— Разберись с этим бардаком. И притащи её ко мне, когда она будет чистой.
Шериф вернулся в свой кабинет, чувствуя себя хорошо.
Он надеялся, что пуля не задела кость.
Мэр Джим Джонсон открыл дверь на четвертом звонке и был удивлен, увидев шерифа, стоящего перед ним с коробкой в подарочной упаковке в руке.
— Джим, — сказал Хейман, кивая в знак приветствия.
Мэр жадно разглядывал коробку, зная, что в ней находится, даже не спрашивая.
— Ты добыл ещё одну, не так ли? — спросил он, ухмыляясь и хлопая шерифа по спине. — Ах ты, старый проходимец!
Хейман протянул пакет. Мэр с нетерпением разорвал его, открыл коробку и вытащил зеленое деловое платье последнего фасона. Под ним он нашёл соответствующие туфли, золотые серьги-гвоздики, маленькую сумочку, колготки, нижнюю юбку, черный кружевной лифчик и белые хлопчатобумажные трусики.
— Я не могу в это поверить! — воскликнул он.
Шериф рассмеялся:
— В платье есть небольшое пулевое отверстие, но кроме этого, все в идеальном порядке. Кровь отмылась без проблем.
— Анне это понравится! — мэр виновато посмотрел на Хеймана. — Извини, я должен дать Анне примерить все это. У нее так давно не было новой одежды, и…
— Я понимаю, — сказал шериф. — В любом случае, мне пора домой.