Миле, узнав об этом, был поражен в самое сердце.
«Кого позвали? Доктора? И че, заплатили ему, что ли? А в чем дело-то - плохая кошка? Да выкиньте ее на хер (да, вы правильно догадались - у пићку материну), я вам другую принесу!»
И пошел, сокрушенный, разносить потрясающие новости соседям.
«А еще они пускают ее в дом!»
... удивительны все таки они, эти русские обычаи.
Вообще, Миле был идеальным передаточным звеном любой информации. Сказав ему что-то, можно было быть уверенным, что об этом скоро узнает вся деревня (исподтишка, как мне кажется, наблюдающая за нами с веселым изумлением). Однажды я воспользовался этим намеренно.
Дело в том, что Женя прожил у нас год безвылазно, а я чаще находился в России. В какой-то момент я подумал, что для деревни это как-то неприлично, что ли, и нужно придумать благопристойное объяснение. И, как бы между делом, рассказал Миле (зная, что этот уж точно всем разнесет), что Женя - мой брат.
«Что-то непохож! А какой он тебе брат? Рођени? Теткин брат? Сестрин брат?»
я что-то такое ответил и сразу же об этом забыл. Поэтому, когда Миле во второй раз принялся допытываться, какой брат мне Евгениj, я в ужасе начал вспомнить! И - уф, кажется, попал.
... а ведь был еще и третий раз.
кстати, до Жени Миле докапывался очень часто и всегда однообразно.
«Евгений! А ты почему не женат?» - ауыыуууа - «Найди себе босанку (боснийку - в деревне, в основном, жили выходцы из Боснии). Только не мусульманку, обязательно сербку!»
Женя кое-как отбрыкивался.
... Миле было все, все очень интересно! Поэтому, когда к Юле приехала погостить на несколько дней сестра из Лондона и он как-то упустил этот момент - это стало трагедией. Ходил потом несколько дней мимо насупленной вороной, обиженный...
- Что с тобой, Миле? - Нисам видео сестру!
а еще он очень переживал за Юлю. Ну, как же так, живет половину времени одна, а муж все время уезжает в Россию и непонятно чем там занимается.
- Потеряешь ты мужа, - наставлял он ее. - Мы - народ такой! нас все время контролировать надо! А чего, думаешь, он там в России делает? Давно уже с соседкой, небось, живет! Все у него там нормально!
(соседка, кстати, есть, тут он недалек от истины. НО ВИДЕЛИ БЫ ВЫ ЭТУ СОСЕДКУ!)
поэтому, каждый раз, когда я возвращался, Миле шумно радовался, расцеловывал троекратно и начинал креститься (почему-то в обе стороны), зная, что Юлия (прва лига) теперь будет в порядке.
«Ну, слава Богу! Крещусь направо и налево! вечером - приду! Не могу сейчас, иду - туда-то»
«А чего направо - католик, что ли?»
... ну да, конечно, иногда надоедало.
Выходишь с утра такой на террасу, с нежным утренним сознанием и чашечкой кафы в руках, почитать что-нибудь интересное, или просто попялиться на очертания холмов - обязательно бросаешь пугливый взгляд наверх - потому что, если попадешься Миле, сразу начнется суматошный цирк.
Миле в точности расскажет, куда и зачем он идет, потом спросит, чем я занимаюсь, чего нового сделал, а покажи, скажет что очень хладно, али за тебе ниjе, а если все это не сработает, сообщит что-нибудь ценное, например, (в сотый раз), как страстно он любит пасуль (сербскую фасоль с мясом), прямо вот может есть каждый день и не устает. Или еще что-то такое.
Так что, завидев его издалека, я спасался в летнюю кухню, или прятался за угол дома, где инструменты, разглядывал какую-нибудь свою электрическую тарахтелку и делал вид, что ужасно занят (не всегда помогало).
а иногда нормально.
Когда Миле клинило и он начинал нести всякую чушь, я, не выдержав, переходил в нападение, говоря несусветное.
Догадавшись, он останавливался, и спрашивал: «Па ти мене заjебаваш, маjку ми?» (ты надо мной прикалываешься, что ли? - а не то, что вы подумали). «Ну, да!», радостно отвечал я.
Он никогда не обижался, но, поняв, что выхода нет и придется и дальше оставаться жертвой моего веселого настроения, вскоре, пожевав губами, уходил.
«Пойду я! Хватит уже тут вас забавлять!»
В конце апреля, перезимовав, я вернулся в Россию, а в начале мая Миле умер. Не выдержал праздников - 1 мая, пасха, день рождения. Так-то ему пить было вообще нельзя.
Говорят, Никола ходит совсем потерянный.
А для меня, в беочинской жизни осталась огромная пустая дыра.
Вместо человека.