песносказительпел о Хеороте;
и беспечальнотам пировали
две дружины —датчан и гаутов.
Тут Унферт,[36]сын Эгглафа, сидевший в стопаху владыки Скильдингов,
начал прение(морепроходец,
пришелец Беовульф,его раззадорил:
неужто в миреему соперник
нашелся, воинпод небом славный,
его сильнейший),и вот он начал:
«Не тот ли ты Беовульф,с которым Брека
соревновалсяв умении плавать,
когда, кичасьнепочатой силой,
с морем спориливы, бессмыслые,
жизнью рискуя?Ни друг, ни недруг,
ни муж разумныйне мог отвратить вас
от дикой затеисоперничать в океане.
Пучин теченьясеча руками,
взмахами меряяморе-дорогу,
вы плыли по волнам,по водам, взбитым
зимними ветрами,семеро суток.
Тебя пересилилпловец искусный,
тебя посрамил он:на утро восьмое,
брошенный бурейк норвежскому берегу,
он возвратилсяв свои владенья,
в земли Бродингов,в дом наследный,
где правит поныне,на радость подданным,
казной и землями.Клятву сдержал
сын Бенстана– был первым!
Вот почему япредчую худшее
(хотя и вправдуты крепок в битве,
в честной сече),коль скоро, с вечера
тут оставшись,ты встретишь Гренделя!»
Ответил Беовульф,сын Эггтеова:
«Не чересчур литы, друг мой Унферт,
брагой упившись,о подвигах Бреки
тут разболтался?На самом же деле
никто из смертныхсо мной не сравнился бы
мощью на море,выдержкой на океане.
Когда-то, поспорив,мы вправду задумали,
жизнью рискуя(а были оба
еще недоростками!),взапуски плавать
в открытых водах.Сказано – сделано:
кинулись в зыби,клинки обнажив
ради защитыот хищных тварей,
там обитавших.Сил недостало
ему тягатьсясо мной на быстринах,
но я не покинулего над бездной:
вместе держалисьв опасных водах,
рядом плылипятеро суток,[37] покуда буряи сумрак ночи,
северный ветер,снег и волны
кипящих теченийне разлучили
нас в ненастье.Со дна морского
нечисть восстала– в пене ярились
полчища чудищ.Рубаха-кольчуга
искусной вязки,железной пряжи
мне послужила,шитая золотом,
верной защитой,когда морежитель,
стиснув когтистымилапами тело,
вдруг потащил меняв глубь океана;
Судьбой хранимый,я изловчился,
– клинком ужалилзверя морского
канул на днообитатель хлябей.
Кишела нежить,грозя мне погибелью
в бурлящей бездне,но я поганых
мечом любимымучил, как должно!
Не посчастливилосьзлобной несыти
мной поживиться,плотью лакомой,
пищей пиршественнойв глубоководье,
зато наутров прибрежных водах
всплыли распухшиетуши животных,
клинком усыпленных,и с этой поры
стал безопасенпуть мореходный
над теми безднами.Божий светоч
взошел с востока,утихла буря,
и я увиделисточенный ветром
скалистый берег.Судьба от смерти
того спасает,кто сам бесстрашен![38] Всего же девятьизбил я чудищ
и, право, не знаю,под небом ночным
случались ли встречиопасней этой,
был ли кто в мореближе к смерти,
вернуться
Выступление Унферта (его имя означает «сеющий смуту», «подстрекатель») кажется на редкость неуместным, да и сам Унферт – во многом противоречивая и даже загадочная фигура. Смелый, но ревнивый к чужой славе, он прекрасно осведомлен о том, что происходит у соседей (никто, кроме него, не знал о состязании Беовульфа и Бреки). Он сидит на почетном месте, но должность его неясна (советник? поэт? оратор? шут?). Он убил родных братьев (ст. 589—590), но не утратил своего положения при дворе. Он обращается к гостю, явившемуся спасти данов от страшной беды, с оскорбительными словами, но никто не прерывает его. Однако с композиционной и художественной точек зрения эпизод с Унфертом – большая удача поэта, так как с самого начала служит прославлению Беовульфа и вселяет в слушателей надежду, что ему по плечу поединок даже с самым сильным противником (ср. ст. 1807 след., 1456 след. и примечания 1807, 1456) к ним).
вернуться
Пятеро суток. – Унферт говорит (ст. 517): «семеро суток». Скорее всего, Беовульф и Брека плыли после расставания еще двое суток.
вернуться
Судьба от смерти // того спасает, кто сам бесстрашен. – Один из наиболее ярких афоризмов в «Беовульфе». Германцы постоянно говорили об обреченных смерти. Таким ничто не могло помочь, ибо Судьба поставила на них свою печать. Но остальные, не обреченные, должны были в трудную минуту постоять за себя сами, тогда и Судьба проявляла к ним благосклонность.