«Земля! отнынехрани драгоценности,
в тебе добытые,коль скоро люди
хранить их не могут!Смерть кроволитная,
война истратиламоих родовичей;
не видеть им большечертога пиршественного,
не встанут воиныс мечами на страже,
некому нынелощить до блеска
чеканные кубки, —ушли герои!
и позолотана гордых шлемах
скоро поблекнет —уснули ратники,
что прежде чистилижелезо сражений, —
и вместе с нимидоспехи крепкие,
предохранявшиев игре копейной
от жал каленых,в земле истлеют —
кольчуга с витяземне разлучится!
Не слышно арфы,не вьется сокол[138] в высоком зале,и на дворе
не топочут кони, —все похитила,
всех истратиласмертная пагуба!»
Так в одиночествеи днем и ночью,
живой, он оплакивалплемя сгинувшее,
покуда в сердце егоне хлынула
смерть потоком.Клад незарытый
стал достояниемстарого змея,
гада голого,гладкочешуйного,
что над горамипарил во мраке
палящим облаком,ужас вселяя
в людские души, —ему предначертано
стеречь языческихмогильников золото,
хотя и нет емув том прибытка;
и триста зим он,змей, бич земнородных,
берег сокровища,в кургане сокрытые,
покуда грабительне разъярил его,
вор дерзкий,слуга, похитивший
из клада кубок.дабы снискать себе
вины прощенье, —так был злосчастным
курган ограблен;слугу хозяин
за то помиловал,ибо впервые
он видел подобнуювещь издревнюю.
Дракон проснулсяи распалился,
чуждый учуявна камне запах:
не остерегсяграбитель ловкий —
слишком близкоподкрался к чудовищу.
(Так часто случается:кому не начертана
гибель, тот можетизбегнуть горя,
спасенный Господом!)Златохранитель
в подземном залеискал пришельца,
в пещеру проникшего,покуда спал он;
потом и пустынювблизи кургана
змей всю исползал,но ни единой
души не встретив,он, ждущий битвы,
сражения жаждущий,вернулся в пещеру
считать сокровища —и там обнаружил,
что смертный чашупосмел похитить,
из зала золото!Злоба копилась
в холмохранителе,и ждал он до ночи,
горящий мщениемревнитель клада,
огнем готовыйкарать укравших
чеканный кубок.Едва дождавшись
вечерних сумерек,червь огнекрылый
палящим облакомвзлетел с кургана —
тогда-то над краембеда и грянула,
напасть великая,а вскоре и конунг
с жизнью расстался,[139]нашел кончину. Огонь извергая,жизнекрушитель
зажег жилища;пламя взметнулось,
пугая жителей,и ни единого
не пощадилатварь огнекрылая,
и негде былов стране обширной
от злобы змея,от пагубы адской
гаутам скрыться,когда безжалостный
палил их жаром;лишь на рассвете
спешил он в пещерук своим сокровищам,
а ночью сноваогнедыханием
людей обугливал.(И все же напрасно
крепость курганнуюон мнил неприступной!)
Внедолге и Беовульфсам изведал
гибельность бедствия;дом с престолом
вождя гаутскогов потоках пламени
сгорел и расплавился;[140]оплакал старец сердопечальныйсвое злосчастье;
вернуться
… не вьется сокол… – Соколов приручали в Швеции уже в VII в., в Англии искусство соколиной охоты распространилось в конце VIII в.
вернуться
… а вскоре и конунг // с жизнью расстался, нашел кончину. – И это важнейшее событие поэмы, как и исходы остальных сражений Беовульфа, предсказывается заранее (ср. примечание к ст. 700 след.).
вернуться
Дом Беовульфа сгорает так же, как задолго до того спасенный им Хеорот. Параллелизм деталей и перекличка эпизодов не позволяет поэме распасться на множество отдельных кусков. И в главном сюжете, и в многочисленных отступлениях есть цементирующее начало. Оно может ускользнуть от современного читателя, но незаметно для него и даже помимо его воли создает необычайно сильный художественный эффект.