в его отряде, —виновник распри
и злополучияне доброй волей,
но покорный приказу,корчась от страха,
он вел дружинук тому подземелью,
к холму, что высилсяблизко от бурных
вод океана,где кольца золота
тонко витыехранил надменный
ревнитель, сторождревнего клада,
в подземном логове, —взять те сокровища
сумел бы смертныйлишь ценой непомерной!
Златодаритель,на холм взошедши,
воссел, дабы словопромолвить гаутам,
проститься с ними:он сердцем предчуял
соседство смерти,Судьбы грядущей,
уже готовойстарца приветить
и вместе с жизньюизъять из тела
душу-сокровище. —недолго будет
дух войнолюбыйтомиться в плоти;
и молвил Беовульф,потомок Эггтеова:
«Перевидал янемало с молодости
сеч и усобиц —и все помню!
Семь зим мне было,когда державный[148] меня от родителейвзял владыка:
казна и пищамне шли от Хределя,
и воспитал меняконунг, мой родич;
в его чертоге,дитя чужое,
в глазах правителяя был не хуже,
чем дети родные,чем Хадкюн и Херебальд
и добрый мой Хигелак.И так случилось,
что младшего братасвалил брат Хадкюн
на ложе смертистрелой, сорвавшейся
с упругого лукав игре, на охоте
без злого умысла, —братогубительству
была причинойстрела неверная,
поэтому Хредельне мог по праву
воздать за сынадругому сыну —
без отомщенияостался Херебальд!
Так некий старец,[149]увидевший кровного чада телона дереве смерти
в удавке пляшущее,горько сетует,
слагает строфыоб отпрыске юном,
в петле висящемна радость воронам,
а сам он, старый,не властен исправить
участь детища;зовет он поутру
дитя ушедшее,не чая дождаться
другого наследникабогатствам и дому,
коль скоро единственномусыну выпал
злосчастный случай,смертный жребий;
войдет ли рыдающийв покои отрока
там запустенье,гуляет ветер
в безрадостном зале, —уснул наездник,
ратник в могиле! —умолкли арфы,
и прежних пиршествне будет больше!
Выйдет ли скорбный,один, стеная,
дом и усадьбаему покажутся
чрезмерно обширными!Вот так же и в сердце
владыки ведеровтаилось горе:
убит был Херебальд,но вождь был невластен
за смерть возмездиемвоздать убийце,
ведь и постылогоотец не в силах
сына подвергнутьпозорной казни!
Тогда он в душе своейлюдские радости
отринул радисвета Господня:
селенья и землион, уходящий,
как должен владелец,оставил детям.
И были битвы,ходили шведы
войной на гаутов,морскими походами,
с тех пор, как умердержавный Хредель,
и до поры, покасыны Онгентеова
войнолюбивыене пожелали
мира на море,но в дерзких набегах
с нами сходилисьблиз Хреоснаберга.
И многим известно,как наше воинство
с ними сквиталосьза кроволития,
хотя победабыла добыта
ценой кровивождя гаутского, —
настигла Хадкюнав той схватке гибель.
Но, как я слышал,убийца конунга
убит был наутро,воздал за родича
родич Эовор,встретив Онгентеова, —
шлем от ударашироко треснул,
вернуться
Семь зим, мне было, когда державный… – В этом отступлении рассказывается и о самом Беовульфе, и о том, как Хадкюн случайно убил на охоте своего старшего брата Херебальда. Гибель первенца свела в могилу Хределя. Не меньше, чем потеря наследника, угнетала его невозможность отомстить (непреднамеренное убийство было наказуемо, но, конечно, не внутри собственного рода). Здесь, как и везде в древнегерманской поэзии, кровная месть – источник основных трагических коллизий. Здесь же мы впервые узнаем, что Эггтеов отдал семилетнего сына на воспитание тестю («аталычество» широко практиковалось у скандинавов, но, судя по сагам, более почтенный человек отдавал своего ребенка человеку, который был менее богат и пользовался меньшим уважением; в «Беовульфе» же ситуация иная). Таким образом, дружба Хигелака и Беовульфа восходит к давним годам. Беовульф, перечисляя своих дядей (ст. 2434), говорит «мой Хигелак», и в устах германца, еще совершенно не знавшего сентиментальных оборотов более поздних времен, это слово звучит как ласкательный эпитет. «Моим» называет и Вальхтеов Хродульфа (ст. 1181).
вернуться
Так некий старец, увидевший кровного // чада тем… – По мере того как Беовульф приближается к смерти, тон поэмы становится все более и более мрачным. Рассказ замедляется и движется не столько вперед, сколько назад, к прошлому. В конце поэмы отступления связаны только с гибелью людей и целых родов. Теперь фон для основного рассказа – это уже не подвиги Сигмунда или состязанье отважных пловцов, а прощание с кладом, печальная судьба Хределя и Херебальда, история отца, сидящего перед трупом повешенного сына. Беовульф готов совершить последний подвиг, но ему уже не дано пережить врага. Так же бессилен в последнем эпизоде Хредель, и его бессилье самое страшное, которое мог себе представить поэт: некогда могучий конунг, основатель славной династии, лишен права отомстить за сына. Элегия о старце, напоминающая многие страницы современной поэзии, принадлежит к лучшим страницам поэмы.