Выбрать главу

зарыться в тину

хотело чудище,

затем что чуяло,

как слабнет лапа

в железной хватке

рук богатырских,

так обернулся

бедой убийце

набег на Хеорот!

Гром в хоромах,

радости бражные

вмиг датчанами,

слугами, воинами,

были забыты;

в гневе сшибались

борцы распаленные:

грохот в доме;

на редкость крепок,

на диво прочен

был зал для трапез,

не развалившийся

во время боя,

скобами железными

намертво схвачен

внутри и снаружи

искусно построенный;

в кучу валились

резные лавы,

скамьи бражные

(об этом люди

мне рассказали),

допрежде не знали

мудрые Скильдинги,

что крутоверхий,

рогами увенчанный

дом дружинный

не властна разрушить

рука человеческая

это под силу

лишь дымному пламени.

Громом грянули

крики и топот;

жуть одолела

северных данов,

когда услыхали

там, за стенами.

стон и стенания

богоотверженца

песнь предсмертную,

вой побежденного.

вопль скорбящего

выходца адского.

Верх одерживал,

гнул противника

витязь незыблемый,

сильнейший из живших

в те дни под небом.

13

Причины не было

мужу-защитнику

щадить сыроядца,

пришельца миловать,

не мог он оставить

в живых поганого

людям на пагубу.

Спутники Беовульфа

мечами вращали,

тщась потягаться,

сразиться насмерть

за жизнь дружинного

вождя, воителя

всеземнознатного:

в толпу стеснившись,

они обступили

врага, пытались,

мечами тыча,

достать зломогучего,

о том не ведая,

что ни единым

под небом лезвием,

искуснокованым

клинком каленым

сразить не можно

его, заклятого,

он от железных

мечей, от копий

заговорен был,

но этой ночью

смерть свою встретил

он, злосчастливый,

и скоро мерзкая

душа, изыдя

из тела, ввергнется

в объятия адские.

Враг нечестивый,

противный Богу,

предавший смерти

несметное множество

землерожденных,

теперь и сам он

изведал смертную

немощь плоти,

изнемогавший

в руках благостойкого

дружинника Хигелакова;

непримиримы

они под небом.

Неисцелимая

в плече нечистого

кровоточащая

зияла язва

сустав разъялся,

лопнули жилы;

стяжал в сражении

победу Беовульф,

а Грендель бегством

в нору болотную

упасся, гибнущий,

в берлогу смрадную

бежал, предчуя

смерть близкую;

земная жизнь его

уже кончилась.

И тотчас даны,

едва он скрылся,

возликовали:

герой-пришелец

изгнал злосчастье

из дома Хродгара,

он, доброхрабрый,

избыл их беды;

битва умножила

славу гаута,

слово чести,

что дал он данам,

герой не нарушил:

спас их от гибели,

исправил участь

людей, не знавших

удачи в стычках,

избавил скорбных

от долгострадания,

тому свидетельство

люди увидели,

когда победитель

под кровлей дворцовой

поднял высоко

плечо с предплечьем

острокогтистую

лапу Гренделя.

14

Наутро толпами

(так люди мне сказывали)

стали сходиться

дружины к хоромине:

дальних и ближних

земель старейшины

шли по дорогам

взглянуть на чудо

следы чудовища;

из них ни единого

не опечалила

кончина недруга.

Следы поведали,

как, насмерть раненный,

разбитый в битве,

убрел враг, шатаясь,

и, Богом проклятый,

свой путь направил

к бучилу адскому

в пучине сгинул;

варом кровавым

вскипели воды,

вспучился омут,

покрылся пеной,

мутные волны,

вздымаясь, дымились

багровым паром,

кровью злорадца,

лишенного радостей

и обреченного,

геенна приняла

темного духа.

От топей к дворцу

повернули старейшины,

к праздничной трапезе;

за ними ратников,

всадников сила

на серых конях

шла от болота,

они возглашали:

да славится Беовульф

под этим небом!

нет другого

от моря до моря

на юг и на север

земли срединной,

кто бы сравнился

с ним в добродоблести,

кто был бы достойней

воестаршинствовать!

(Они и Хродгара,

вождя любимого,

хвалить не забыли

он добрый был конунг!)

Там и наездники,

быстрые в битвах,

вскачь пускали

коней буланых,

и приближенный,

любимец конунга,

славословий знаток

многопамятливый,

сохранитель преданий

старопрежних лет,

он, по-своему

сопрягая слова,

начал речь

восхваленье Беовульфа;

сочетая созвучья

в искусный лад,

он вплетал в песнопение

повесть новую,

неизвестную людям

поведывал быль

все, что слышал

о подвигах Сигмунда,

о скитаниях, распрях,

победах Вёльсинга.

К месту он помянул

вероломство и месть,

к месту - верность

племянника, Фителы,

в ратном деле

неразлучимого

с дядей: рядом

во всякой сече

были оба,

рубились конь о конь

их мечами

несчетное множество

на чуже нежити

было посечено.

Слава Сигмунда

немало выросла

после смерти его:

разнесла молва,

как с драконом

кладохранителем

он сходился,

бесстрашный в сражении,

под утесами темными

(там без Фителы

сын достойного

ратоборствовал),

и ему посчастливилось:

остролезвый клинок,

благородный меч

поразил змеечудище,

пригвоздил к скале,

и дракон издох;

тут по праву сокровищем

завладел герой,

воздаяньем за труд

было золото:

он на грудь ладьи

драгоценный груз

возложил и увез,

Вёльса доблестный сын;

а драконова плоть

сгибла в пламени.

И пошла по земле

молва о нем,

широко средь народов

стал известен он,

покровитель воинства,

добродеятель.

А допрежде того Херемод

растерял храброту,

мощь души и рук,

и подпал под власть

адской силы,

и был погублен

злолукавым врагом,

сокрушили его

бури бедствий

стал он бременем

для дружины своей

и для подданных;