— Государь! Государыня! Народ Хеорота! — зычно возглазил он, и все взгляды притянулись к нему, все внимали его словам. — Сегодня мы, я и мои таны, увековечимся своею доблестью во славе или канем в забвение, заслужим жизнь вечную либо смерть и презрение.
Зал взорвался приветственными возгласами, а Беовульф видел лишь глаза королевы Вальхтеов. Она улыбнулась, но в глазах ее читались неуверенность и печаль. Еще мгновение, и она отвела взгляд.
7 Шагающий сквозь ночь
Гренделю снилось теплое лето, тихий вечер на пороге его пещеры. Он сидел на валуне, наблюдая закат, впитывая ароматы зелени. Небо озарено было богиней Соль, погоняющей своих коней к западу, на востоке сгущалась тень преследующего ее небесного волка. Грендель пытался вспомнить имена коней, впряженных в колесницу богини, имена, которые он выучил в детстве, которые ему называла мать. Но голову его вдруг пронзила ужасная боль, как будто он во сне своем умер и вечно голодные личинки и черви принялись выедать ее изнутри, а трупные вороны долбили клювами глаза и уши. Однако знал он, что боль эта вызвана не червями и не птичьими клювами.
Нет, боль неслась к нему из открытых окон и дверей Хеорота, отравляла ветер, давила на землю и скалы. Мерзкую песнь изрыгала жестокая самка человека, умышленно, чтобы причинить ему боль, врыться в его голову и разорвать ее изнутри, разорвать очарование тихого летнего вечера. Нет, не от волка Сколла убегала богиня Соль. Грендель видел, что прогоняет богиню пороясденная двуногими какофония, эта человечья самка своим гнусным голосом. И он позвал мать, которая следила за ним от входа, укрываясь в тени от косых лучей заходящего светила.
— Матер, сделай, чтоб стало тихо. Прошу, останови их.
— Как же я могу это сделать? — Она моргнула золотыми веками, вспыхнули ее золотые глаза.
— О-о, я покажу тебе, как. Это нетрудно. Это очень просто. Для тебя это пустяк. Они хрупки…
— Ты обещал… — тихо зашипела она.
— Я обещал вытерпеть, но нет сил моих стерпеть это…
— Ты обещал…
И Грендель во сне закрыл глаза, надеясь, что тьма смягчит жестокий вой поющих, стоны флейт и бренчание арф, буханье барабанов, пьяные вопли самцов и самок этих отвратительных животных. Он крепче сжал веки и поплыл в то тихое время, когда боль еще не возникла в его голове. Хеорот еще не построен, король еще не нашел свою королеву. Грендель еще дитя малое, он играет в полумраке пещеры в какую-то свою, известную лишь ему игру, играет горсточкой ракушек и хребтом тюленя. Какой-то день, похожий на любой из множества похожих друг на друга.
— Он никогда тебя не найдет, — шепнула мать из озерца.
Грендель прекратил игру, посмотрел на воду, в которой спокойно покачивалась его мать.
— Кто? — спросил он. — Кто меня не найдет?
Ответом ему был лишь громкий всплеск,
и взгляд его снова обратился к ракушкам. Одна жемчужница, четыре морских улитки, две рогатых раковины… Он пытался вспомнить, что это означает по правилам его секретной игры. Он только что ясно представлял себе это, но вдруг все забыл.
— Об этом нельзя спрашивать, матер?
— Я не смогу все время тебя охранять, — сказала она с сожалением, с печалью в голосе, с досадой. — Они слабы, да, очень слабы эти люди. Но они убивают драконов, убивают троллей, они воюют, убивают друг друга и держат судьбу мира в своих мягких хилых руках так же, как ты держишь свои ракушки.
— Тогда я не пойду к ним, — успокоил он ее. — Я останусь здесь, спрячусь… с тобой. Они не нужны мне. И я не покажусь им.
Грендель опустил ракушки на каменный пол пещеры рядом с тюленьим позвоночником. Он забыл правила этой игры. Возможно, их никогда и не было, этих правил.
— Зачем они убивают драконов?
Мать вздохнула и подплыла к берегу.
— Потому что они сами не драконы.
— И потому же убивают троллей?
— Они не тролли. Нет у них ни пламенного дыхания, ни драконьих крыльев, ни силы троллей. Они полны зависти и страха. Их переполняет жажда разрушения, они уничтожают все, до чего в состоянии дотянуться, все портят. Славу видят они в разрушении и убийстве. Страх, зависть, жадность гонят их по миру, заставляют хватать и захватывать, покорять мир. И я не смогу тебя прятать всю жизнь, дитя мое. Твой отец…