— Мало нам в эти дни гадостей, чтобы такое поминать? — проворчал он, набрасывая толстое шерстяное одеяло на спину своей широкозадой кобылы. Лошадь нервно перетаптывалась с ноги на ногу, прядала ушами и фыркала. — Видите? Чует она, даже лошадь чует, что недобрым делом пахнет.
— Дни недобрые, — согласился Беовульф, подавая горцу громоздкое седло из дерева и кожи, — и мы хотели бы то зло преодолеть.
Старик принял седло и замер в нерешимости, переводя взгляд с королевского советника на двух гаутов.
— Видели следы? — спросил он, наконец. — Сложно не заметить. По ним нетрудно пройти через болото.
— Но за болотом лес, — возразил Унферт. — Уже труднее. Дальше топи, торфяники и скалы, где никакой след не возьмешь.
— А ты — тот самый Беовульф? — спросил Агнарр. — Из тех парней, которые лапу Гренделю оторвали?
— Тот самый. Но, похоже, дело недоделано. Скажи мне, что знаешь, и я постараюсь завершить его, положить конец этой нечисти.
Агнарр долго смотрел на Беовульфа, вздохнул и, преодолев свои сомнения, начал:
— Древний, очень древний этот ужас. Видел я их двоих, похоже, тех самых, из-за которых вся эта дрянь в королевском зале приключилась. Уж тролли они или не тролли, есть им имя или нет… Один — Грендель, с которым вы дрались, а второй, похоже, пола женского. Походка плавная… Да и груди женские.
— Как они выглядят, мы знаем, — перебил Унферт, взглянув на дверь конюшни. — Нам нужно знать, где их искать.
— Как я уже сказал, не знаю, эти самые бестии или нет, знаю лишь, что видел их своими глазами.
— Где? — спросил Беовульф, сверля старика взглядом.
— Сейчас, сейчас. — Горец приторочил к седлу тяжелый мешок. — Я хотел только уяснить, что я знаю, а чего не знаю.
Он погладил гриву лошади и продолжил:
— Эти двое, о которых вы спрашиваете и которых я видел, похоже, живут не вместе. Отсюда недалеко, к востоку, потом к северу в направлении побережья, мимо леса. Там проточное торфяное болото. Озеро в нем глубокое, никто дна не видел, а кто видел, не расскажет. Узнать место можно по трем сплетенным дубам, старым, узловатым, корни вот так, — старик сплел пальцы, — растут на обрыве, нависают…
— Озеро под тремя дубами, — подытожил Беовульф.
— Точно. И как раз под корнями, скрытно этак, незаметно, пещерка, грот невеликий. Туда сток из озерка в глубокую нору. Куда эта нора выходит, если вообще выходит, — не знаю. Не то в море течет, не то, может, и в Нифльхейм. И слышал я странную штуку. Говорят, что ночью вода там горит.
— Вода? Горит? — недоверчиво выпятил губы Унферт. — Что это значит?
— Я говорю, что слышал. Сам не видел, стало быть, не знаю. Не видел я никакого огня, да и, честно говоря, не хотел бы видеть. Но вот однажды гнал я там оленя через болото. Мощный рогач был. — Горец поднял руки над головою, растопыренными пальцами изображая, какие раскидистые рога украшали голову этого оленя. — Три стрелы моих в нем — три! И стрелок я не худой, хорошо уселись стрелы, — а он все тащил меня и тащил, от леса через болото. Я с собаками гнал его до самых этих трех дубов. Зима стояла, мясо нужно было мне позарез, иначе не стал бы я за ним столько гнаться, да и в те места бы не полез. Там он запросто смог бы от меня удрать. Стоило ему только прыгнуть в воду, переплыть на другую сторону — и был таков. Но он не посмел. Он знал, чем это грозит. И выбрал меньшую опасность. Выбрал верную смерть. Повернул ко мне и моим собакам.
— Мастер ты сказки рассказывать, горец, — проворчал Унферт, вручая старику две золотые монетки. — Тебе бы в скальды пойти.
— Зря смеешься. — Агнарр спокойно спрятал золото в карман. — Ты меня спросил, и я рассказал, что знаю. Ищите эту морскую бестию в пещере под дубами, если думаете, что она убийца. Может, она сама к вам навстречу выйдет. К заморскому герою, который убил ее сына
— Ты все нам рассказал, теперь можешь и в путь отправляться, — отмахнулся от горца Унферт.
— Уже отправляюсь. Но осторожнее, гаут! Эта мамаша Гренделя… Говорят, что сын ее — пустячок, тень по сравнению с нею. Сынок-то просто балбес здоровый, а мамаша… Мощная магия у нее…
И он продолжил возиться с мешками и с пегой кобылой, беспокойно перетаптывавшейся в тесном стойле конюшни.
— Этот дед совсем свихнулся, — бормотал Виглаф, выходя из конюшни. — И ты, Беовульф, тоже свихнулся, если собираешься туда.
— Ты мне каждый день об этом напоминаешь.
— А иной раз и не по разу, — усмехнулся Виглаф.
— А иной раз и не по разу, — подтвердил Беовульф.