– Быть не может, – выдохнул Северин. – Никто не мог пробить шкуру тролля! Никогда!
Грендель покачнулся, издал резкий стрекочущий звук, схватился правой ладонью за обрубок, пытаясь сжать его и остановить хлынувшую кровь, дымящуюся на предутреннем морозце. Завыл, закружился на месте, брызгая на землю кровавыми каплями.
И бросился бежать прочь, спотыкаясь и стоная.
Над побережьем разнесся исступленный, тяжкий рык, не принадлежавший Гренделю – что-то огромное и лютое бесновалось в скалах над песчаной полосой, отделявшей Даннмёрк от волн Германского моря.
– Он не вернется. – Беовульф заметил людей, вышедших к «божьему столбу» со стороны кузни. – По крайней мере, не этой ночью.
– Ты не убил его, – сурово бросил Хенгест. – Значит…
– Ничего это не значит. – Беовульф поднял Хрунтинг, зачем-то понюхал лезвие и протер его сорванным пучком сухой травы. – Что стоите, бестолочи?! Поднимайте людей, зовите всех – иначе Олений зал…
– …Пусть Олений зал, золотой Хеорот уйдет в прошлое, – раздался знакомый женский голос. Никто не заметил появления конунгин в окружении всех восьмерых вальхов. Выходит, она следила за битвой. – Как и Грендель… Я построю новый бург. Теперь мы поселимся в другом месте, чтобы забыть Проклятие Хродгара. Отойдите, незачем спасать то, что давно мертво. Очищающее пламя избавит эту землю от памяти о позорном прошлом.
– Но там же остался Хродгар! – шагнул вперед епископ. Раздуваемый ветром огонь на крыше Оленьего зала распространялся с неимоверной быстротой. – И конунг еще жив! Северин, за мной! Поможешь!..
– Нет! – Дорогу Ремигию заступил Ариовист. – Не вмешивайся в дела рода Вальхтеов, жрец. Нельзя.
– Я сама. – Конунгин отстранила Ариовиста, быстро взошла на крыльцо. Жестом запретила вальхам идти вслед. Кратко взглянула на Ремигия: – Я благодарна тебе, но это действительно не твоя забота, ромейский годи – только моя…
– Она там погибнет, – убежденно сказал Северин, наблюдая, как над Хеоротом вздымается ревущий огненный вихрь. Пришлось отойти от дома к «божьему столбу», палило нещадно.
– Не лезь, – огрызнулся Хенгест. – Судьба решит!
Судьба и решила.
Вальхтеов появилась на всходе, степенно спустилась по деревянным ступеням, не обращая внимания на сыплющиеся искры и волны жара, подошла к гостям, данникам и родичам. Объявила ровным голосом:
– Конунг Хродгар, сын Хальвдана из Скёльдунгов умер, как и положено мужчине – я сама вложила меч в его руку. Как и было обещано прежде, военным вождем отныне будет Хродульф, сын Виглафа. Помогать ему станет Унферт, сын Эгглафа. Я же, как вдова конунга, пригляжу за тем, чтобы разоренное злобным троллем хозяйство возродилось и никто из родичей, ближних, воинов и их семей не остался голодным и чтобы у каждого было теплое жилище…
Последняя фраза ясно давала понять: настоящей хозяйкой останется Вальхтеов. До времени, пока Хродульф не повзрослеет и не сможет править единолично.
– Тризны не будет, – продолжила конунгин. – Хеорот – лучший погребальный костер, о каком может мечтать любой властитель, особенно такой как… как Хродгар. С Оленьим залом падет и проклятие… Я благодарна тебе, Беовульф, сын Эггтеова, из племени Людей Тумана. Хродульф вознаградит тебе завтра.
С тем суровая конунгин кивнула своим вальхам и собралась было уйти вниз, под холм, в ставший привычным общинный дом. Госпожу окликнул Ремигий:
– Остановись, женщина. Расскажи им все. Эти люди достойны знания о происшедшем.
– Завтра, – проронила Вальхтеов, даже не оглянувшись. – Клянусь.
Даны последовали за хозяйкой, Унферта вели под руки. Рядом с «божьим столбом» остались только Ремигий, Северин, Гундамир с Алатеем. Ошарашенный всем увиденным Эрзарих так и оставался в седле, держа за поводья лошадь Беовульфа. Сам Беовульф стоял перед Оленьим залом, сжимая в руках клинок, некогда принадлежавший Фрейру.
Прошлое уходило, пожираемое безжалостным пламенем, настоящее очищалось от скверны в буйном неукротимом огне. Исчезала слава – добрая и дурная, – Золотого бурга, некогда знаменитого от Бистулы до Рейна подвигами своего властелина, его несметными богатствами, его доблестью, богатырскими потехами и удалью молодости…
И его ужасным Проклятием.
– Возвращаемся? – первым сказал заветное слово Гундамир. – Отдадим должное погибшим, отблагодарим богов – и домой?
– Корни Ирминсула и обитель Фафнира не наш дом, – отрекся Беовульф. – У нас нет настоящего дома, но весь Мидгард, от края до края, любая деревня, каждый бург или капище – примут нас как гостей… Но не время возвращаться. Фафнир сказал: «Из моря выходит не зло, из моря выходит обида; зло лишь питает ее». Мы не отыскали корень зла, его исток.
– Значит, Грендель… – заикнулся Северин и замолчал, перехватив взгляд Беовульфа.
– Да. Тролль – не зло. Фенрир, иди ко мне…
Пес повилял хвостиком, уткнулся носом в колени обожаемого хозяина.
– Ты ведь найдешь его, Фенрир? Кровавого следа будет вполне достаточно! Правда, найдешь? Пока я не увижу Гренделя мертвым, я не поверю в гибель тролля! И не найду того, кто навлек на Хеорот его гнев!
– Если и найдешь, то не в этом мире, – проронил Ремигий. – Хродгар мертв…
Олений зал с грохотом обрушился, погребая под собой останки конунга. Гореть эта груда бревен будет долго – полные сутки, может и больше.
Два зарева столкнулись: солнечная колесница была готова вновь подняться над Гранью Мира. Оранжевый ореол над Хеоротом померк, его заместили яркие лучи восходящего светила, превратившие серый дымный столб над холмом в причудливую ало-золотую фигуру, бросавшую тень на морские воды.
В последний раз над побережьем поднялось недоброе, зловещее стенание. Нечто еще раз дало понять: оно видит и помнит всё…