И началось: огни святого Эльма, появляющиеся возле холма, стали обыденностью, светляки шныряли по стенам тоннеля, иногда поднимались в воздух над курганом подобно блеклому фейерверку и быстро исчезали.
Тимоти, и раньше не испытывавший особого страха перед силами потусторонними, заявил, что желает заночевать рядом с могильником, притащил к раскопу свою походную постель и честно провел там девять часов, до самой зари. Ну а поскольку бурным воображением и развитой фантазией мистер О’Донован не обладал и выдумывать несуществующее не умел, его рассказ привлек всеобщее внимание:
– …Заснул всего два раза, на полчаса или около того. Однажды показалось, будто рядом кто-то ходит, такие мягкие шаги, крадущиеся. Сперва оно гуляло по южному склону, ближе к реке, потом вдруг переместилось в тоннель.
– То есть как «переместилось»? – не понял Робер.
– Откуда я знаю? Все равно никаких следов, эта штука была нематериальна, вроде призрака в Слоу-Деверил-холл.
– Нет там никакого призрака, – огрызнулся Джералд. – И не было никогда. Дальше?
– Зато здесь призраков хватает. Я ведь не поленился, сходил поглядеть внутрь. Гремящих цепями привидений из рассказов Оскара Уайльда не видел, врать не буду, а вот синеватый светящийся туман был – клочьями, перемещается на высоте человеческого роста, впитывается в стены и из них же появляется. Наверное, пять или шесть таких фантомов. Определенной формы они не имели – это если вы хотите спросить, были сгустки на что-нибудь похожи или нет.
– Запах грозы, озона чувствовался? – спросила Ева.
– Нет. Холоднее не становилось, а ведь по опыту общения с Фафниром я помню, что «магия» дракона всегда вызывала падение температуры и даже появление инея. Ничего похожего. На всякую мелочь я и внимания не стал обращать – какая-то лужа, вроде нефтяной, перед входом в тоннель появилась. И поползла в сторону, будто слизняк. Ткнул в нее палкой, ничего не произошло… Потом кто-то петь начал, кажется, женщина.
– Петь?! – изумился Джералд.
– Именно. Тихо-тихо, тоскливо, осмысленно – на каком языке, я не знаю. И интонация скверная, похоронная.
– Память земли, – пробормотала Евангелина. – Я читала о чем-то похожем…
– Вы не могли бы пояснить, мадемуазель?
– Очень старая европейская легенда, ее истоки наверняка лежат в римской мифологии или даже верованиях древних кельтов с этрусками… Они были убеждены, что на местах великих сражений, в вымерших от голода или разрушенных катаклизмами городах сама земля сохраняет воспоминания о случившемся. Рациональное зерно в этом есть – человеческая душа имеет энергетическую природу, подобно электричеству, а энергия исчезнуть не может… В средневековье поверье значительно трансформировалось, но глубинная суть осталась неизменной – перед великими войнами, землетрясениями, уничтожающими всё и вся пожарами, массовыми эпидемиями, на полях прежних битв люди видят ужасающих чудовищ – Косаря, Моровую Деву, Анка, пляшущие ночами скелеты… Эпоха Тридцатилетней войны была особенно богата на документально зафиксированные случаи появления монстров такого рода: их видели в Мекленбурге, Померании, Бамберге. То же самое повторилось во времена Наполеона, когда всю Европу охватило пламя.
– Евангелина, дорогая, не увлекайтесь, – решительно сказал Барков. – Здесь нет никаких чудовищ!
– Я говорю не о чудовищах, а о памяти подольской земли, вдоволь политой кровью при Аттиле. Мы эту память пробудили. Вот и появляется теперь… Всякое. Вспомним про волшебство оружия Вёлунда, о свойствах которого мы только догадываемся. И о череде совпадений…
Да, совпадения наблюдались, и еще какие – даже записные скептики, наподобие Тимоти, осторожного и рассудительного доктора Шпилера и прагматичного Робера уверовали во взаимосвязь изысканий на Днестре и нынешних громких событий, разворачивающихся где-то далеко, за пограничной речкой Збруч.
Европу лихорадило – смерть австро-венгерского эрцгерцога Франца-Фердинанда, несомненная причастность к покушению правящих кругов Сербии, резкие заявления австрийского правительства, прогнозы о новой, широкомасштабной войне на Балканах – все это было в газетах. Но только Евангелина Чорваш могла сравнить две записи, одну в альбоме лорда Вулси, и другую, из статьи «Лемберг Дагесблат» от 1 июля 1914 года:
« 10 ч. 49 мин. В крипте образовалось отверстие размером примерно 1 фут на 1,3 фута. Послышался странный свистящий звук, будто изнутри выходил воздух, что не может быть возможным…»
«…Его высочество Франц-Фердинанд фон Габсбург скончался от смертельных ран в резиденции губернатора Сараево в 10 часов 50 минут утра 28 июля».
– Вы видите! – у Евы руки тряслись. Прохор Ильич принес газету из Усти всего двадцать минут назад и этого времени хватило, чтобы сообразить и найти взаимосвязь. – Джералд, вы ведете записи по времени Центральной Европы? Берлин, Вена? По этому же времени живет Каменец-Подольский?
– Да.
– Сараево находится также в этом часовом поясе плюс два часа к Гринвичу?
– Разумеется.
– Посмотрите на время, милорд, и скажите – это случайность? Я не верю в такие случайности! Это невозможно! Минута в минуту! Открытие гробницы и гибель несчастного эрцгерцога с супругой! Господи!
– Успокойтесь. Я выражаю вам искренние соболезнования как подданной австро-венгерского трона, это кошмарная трагедия, способная повлиять на будущее вашей страны, но…
– Да при чем тут Австро-Венгрия и Франц-Фердинанд?! – воскликнула Евангелина. – Сопоставьте! Сложите мозаику в целое! Вам не кажется, что за нами тянется кровавый след, и кровь эта не красная, а голубая? Сначала цесаревич Алексей, теперь австрийский наследник, кто следующий?
– Тише, умоляю, нас могут услышать, – нахмурился лорд Вулси. – Давайте я налью вам немного бренди, это поможет восстановить душевное равновесие. Ева, вы знаете мою позицию: в случае с нашимикладами нельзя отрицать никаких совпадений, вовсе наоборот, относиться к таковым с неослабным вниманием… Полагаете, мы выпустили из гробницы очередного демона? Более страшного, чем Фафнир?
– Ни я, ни Ойген с графом Барковым не заметили тут реальной опасности, угрозы, – ответила Ева. – Да и призрак Аттилы не станет нас беспокоить – вождь гуннов ушел за грань этого мира навсегда, духи, оберегающие его покой, если таковые и существовали когда-то, давно утратили свою мощь. Память земли, милорд, – вот что важно. Недаром пламя, окутывающее курган, выглядит алым. Цвет свежей крови, когда-то пролитой в долине этой реки во множестве.
– Предзнаменование?
– Не знаю. Я боюсь, Джералд. Очень боюсь. Помните, мы говорили о том, будто «время коротко»? Время вышло. Мы, скорее всего, опоздали. Механизм запущен.
– Ева, милая, вы знаете, что я вам всегда доверял и всегда вас слушался! Не говорите загадками! Какой механизм? Что вы имеете в виду? Мистика?
– Нет, милорд. Нас… Точнее, вас, использовали с самого начала. Я присоединилась к концессии позже. Аббат Теодор Клаузен вам или лгал намеренно, или сам глубоко заблуждался: клад Нибелунгов и дракон Фафнир для «Приората Сиона» не являются оружием или силой, действие которой человек сможет направить в определенное русло. Скорее всего, это был символ, обязанный послужить доказательством мистической мощи организации для рядовых членов, падких на «удивительное» или «чудесное». В тайные общества идут именно за тайнами, простите за тавтологию…
– Но в чем резоны отца Теодора? Он мог…
– Мог, но не захотел, – перебила Ева. – Я высказываю догадки, версии, но пытаюсь их обосновать логически, в то время как вы и остальные слепо уверовали в судьбу. Для начала: господин Свечин четко говорил о том, что «Приоратом» управляют извне. Адептам подбрасывают некие «древние секреты», наподобие рукописей Беранже Соньера – вы помните, какую ярость вызвало у отца Теодора похищение готских рукописей о королях-Меровингах?
– Разумеется. Но я же вернул манускрипты!
– Вы расшифровали текст? И удостоверились в его аутентичности? Хроника действительно создана при Меровингах?