Хродгар молвил,
став на пороге,
когда увидел,
под златослепящей
кровлей хоромины
лапу Гренделя:
«За это зрелище
хвалу Всевышнему
воздать я должен!
Во мрак страданий
был ввергнут я Гренделем,
но Бог от века 930
на чудо — чудо
творит, Преславный!
Еще недавно
я и не думал
найти спасителя
среди героев,
сюда сходившихся,
в мой дом, что доверху,
до самой кровли
был залит кровью;
из тех прославленных
мужей премудрых
никто не чаял
мой дом избавить,
жилье людское,
от злого призрака,
от адской пагубы.
Но вот он, витязь,
по воле Создателя
то совершивший, 940
чего не умели,
вместе собравшись,
мы, хитромыслые!
Мать, подарившая
людям воина,
может гордиться
(родитель добрая
жива, надеюсь!) —
Судьба-владычица
ей подарила
сына достойного!
Тебя же, Беовульф,
из лучших избранный,
в душе полюбил я,
как чадо кровное, —
и стал ты отныне мне
названым сыном.
Ни в чем отказа
в моих владениях
тебе не будет! 950
Не раз я, бывало,
за меньшие службы
не столь достойных
казной одаривал,
не столь отважных,
как ты, подвигшийся
на небывалый труд.
Ты сам стяжал себе
всевечную славу!
И да воздаст Создатель
тебе, как ныне,
во все дни жизни!»
Ответил Беовульф,
сын Эггтеова:
«Работе ратной
мы были рады[59]
и шли без робости,
презрев опасность,
на встречу с недругом;
но было бы лучше, 960
когда бы ты мог
врага убитого
во всей красе его
здесь видеть:
я, право, думал,
что тут же брошу
его, изнемогшего,
иа смертное ложе,
что, крепко стиснутый
в моих объятьях,
он дух испустит;
ему, однако,
достало силы
отсюда вырваться;
Судьба не дала мне
сдержать бегущего
жизнекрушителя —
он стал воистину
резв от страха!
И скрылось чудище, 970
оставив лапу
ради спасенья —
плечо с предплечьем;
ныне, однако,
ничто проклятого
спасти не может,
не заживется
в поганом теле
душа нечистая:
теперь злочинный,
отягченный грехами,
бьется в оковах
предсмертной муки;
он, тьмой порожденный,
скоро узнает,
какую кару
ему уготовила
Судьба-владычица!»
Унферт притихший
молчал, сын Эгглафа,[60] 980
не похвалялся
своими подвигами,
пока старейшины
дивились жуткой
руке чудовища,
что под стропилами
герой подвесил —
на каждом пальце
огромной лапы
воителя адского
железный был коготь,
острое жало
мечеподобное;
теперь мы видим, —
они говорили, —
что даже лучший
клинок на свете
не смог бы сравниться
с когтистой лапой
человекоубийцы. 990
16
И было повелено
ухитить Хеорот;
спешила челядь,
мужчины и женщины,
прибрать хоромы,
украсить к трапезе
гостеприимный зал,
где златовышитые
на стенах ткани
и дивные вещи
ласкали зренье
землерожденным.
Но все же стены,
скобами железными
прочно скрепленные,
были побиты
и двери сорваны —
одна лишь кровля
цела осталась,
когда, собравшись 1000
с последними силами,
враг злосердый
на волю рвался.
Не властен смертный
спастись от смерти:
ему, гонимому
Судьбой, открыта
одна дорога —
в приют, готовый
принять земное
души вместилище
на ложе смерти,
где сон последний —
отдохновение
от буйного пиршества.
Настало время
явиться конунгу,
потомку Хальфдана,
в хоромы править
праздничной трапезой; 1010
и я не слышал,
чтоб в зал сходилось
когда-либо столько
мужей достойных, —
там достославные
расселись по лавам,
пир начиная.
Сновали чаши
медовой браги
среди героев,
собравшихся в Хеорот,
среди соратников
и родичей конунга
в зале. где Хродгар
сидел и Хродульф,[61] —
еще не изведали
распрей Скильдинги
междоусобиц и вероломства.
Наследник Хальфдана
пожаловал Беовульфу 1020
знак победный —
ратное знамя,
стяг златовышитый —
и шлем с кольчугой;
многие видели
и меч знаменитый,
ему подаренный.
Беовульф поднял
заздравную чашу:
дары такие
принять не стыдно
в глазах дружины;
и я немногих
встречал героев
в иных застольях,
кто был бы достоин
тех четырех
златозарных сокровищ!
Сетью железной
по верху обвитый, 1030
шишак тот служит
надежным кровом,
спасая голову
от остролезвого
меча, разящего
в жестокой сече,
когда воитель
идет на недругов.
Еще, по воле
военачальника,
восемь коней
в роскошных соруях
ввели в палату:
была на первом
ратная упряжь,
седло, в котором
сидел, бывало,
сам сын Хальфдана,[62]
дружиноводитель,
когда, вступая 1040
в игру мечевую,
не знал он страха
над грудами трупов
под градом ударов.
Защитник Ингвинов,[63]
желая ратнику
удачи воинской,
отдал во вечное
владенье Беовульфу
одежды боя
и коней резвых,
воздал ему конунг
добромогучий
за труд, воителю,
казной богатой
да скакунами —
никто не скажет,
что плата нещедрая.
17
И так же каждого
в той дружине, 1050
которую Беовульф
привел из-за моря,
глава старейшин
в пиру приветил
дарами бесцепными;
и цену крови,[64]
пролитой Гренделем,
покрыл вождь золотом.
Не будь Судьба их
вершима Богом,
не будь героя
доблестносердого,
убийца с радостью
избил бы многих!
Но род человеческий
ходит под Господом,
поэтому лучшее в людях —
мудрость,
души прозорливость,
ибо немало 1060
и зла и радостей
здесь уготовано
любому смертному
в дни его жизни.
Сливались музыка
и голос в песне
перед наследным
престолом Хальфдана;
тронул струны
сказитель Хродгаров,
дабы потешить
гостей в застолье
правдивым словом
песнопредания,
былью о битве
с сынами Финна,
как воину Хальфдана
Хнафу Скильдингу[65]
смерть суждена была
на поле фризском; 1070
«Воистину, Хильдебург[66]
тогда не радовалась
ни доблести фризов,
ни мощи данов,
когда любимые
и сын и брат ее,[67]
оба пали
в противоборстве,
проколоты копьями, —
жена несчастливая
свою оплакала
долю, дочь Хока,
когда наутро
она увидела
вождей дружинных
мертвых, лежащих
под небом, где прежде
лишь радости жизни
она знавала.
Война истратила 1080
войско Финна —
осталась горстка
в его хоромах. —
и он не смог бы,
подняв оружие
противу Хенгеста,
спасти последних
своих воителей;
тогда, смирившись,
решил oн данам
отдать половину
зала для трапез
и дома дружинного,
дабы жилищем
равно владели
даны и фризы;
еще обещался
наследник Фольквальда[68]
дарами, как должно,
приветить данов: 1090
дарить чтодневно
героям Хенгеста
пластины золота,
каменья и кольца,
а вместе и честь
воздавать им в застолье,
равно как и фризской
своей дружине.
На том порешили,
и мир нерушимый
скрепили клятвой:
поклялся Хенгесту
Финн, что будут
его старейшины
править ратями
так, чтобы ратники
словом ли, делом,
по злому ли умыслу
согласья не рушили,
чтобы дружинники, 1100
те. чья участь
по смерти конунга
жить под убийцей
кольцедарителя,[69]
ни слова злобы
не смели вымолвить;
если ж из фризов,
помянув старое,
распрю новую
кто посеет —
меч без жалости
его жизнь решит!
Так зарок был дан.
И тогда на костер[70]
золотые сокровища
вместе с воином,
с героем Скильдингом
были возложены:
люди видели
окровавленные 1110
битв одежды
железотканые
с кабаном позолоченным
на груди вождя
среди многих воителей,
в сече сгибнувших.
По желанию Хильдебург
там, на ложе огня,
рядом с Хнафом лежал
сын ее благородный,
дабы плоть его
вместе с дядиной
жар костровый истлил;
погребальный плач[71]
затянула она,
вой скорбящей жены,
и взметнулся дым,
в поднебесье огонь,
пламя под облака:
кости плавились, 1120
кожа углилась,
раны лопались
и сочилась кровь.
Так пожрал дух костра,
пламя алчное,
лучших воинов
двух враждебных племен —
и не стало их.
18
И спешила дружина,
рать скорбящая,
разойтись по домам
в ютских землях,
в пределах фризских;
сам же Хенгест,
доверясь клятве,
время зимнее
вредотворное
вместе с Финном провел,
об отчизне печалуясь;
и закрылись пути 1130
кольцегрудых ладей —
воды вспучились,
ветром взбитые,
а затем во льды
заковал их мороз.
Но