В такого долго ль женщине влюбиться,
Пускай она бесстрастна, как мудрец!
Надежды нет, что Беппо возвратится,
Как ни рассудишь - он уже мертвец.
И то сказать: не может сам явиться,
Так весточку прислал бы наконец!
Нет, муж когда не пишет, так, поверьте,
Он или умер, иль достоин смерти!
XXXVI
Притом южнее Альп уже давно,
Не знаю, кто был первым в этом роде,
В обычай двоемужье введено,
Там cavalier servente {*} в обиходе,
{* Услужливый поклонник (итал.).}
И никому не странно, не смешно,
Хоть это грех, но кто перечит моде!
И мы, не осуждая, скажем так:
В законном браке то внебрачный брак.
XXXVII
Когда-то было слово cicisbeo {*},
{* Чичисбей. В XVI-XVIII вв. в Италии - постоянный
спутник и поклонник замужней женщины (итал.).}
Но этот титул был бы ныне дик.
Испанцы называют их cortejo {*}
{* Любовник (исп.).}
Обычай и в Испанию проник.
Он царствует везде, от По до Tajo {*},
{* Тахо - река на Пиренейском полуострове.}
И может к нам перехлестнуться вмиг,
Но сохрани нас бог от этой моды,
Пойдут суды, взыскания, разводы.
XXXVIII
Замечу кстати: я питаю сам
К девицам и любовь и уваженье,
Но в tete-a-tete {*} ценю я больше дам,
{* С глазу на глаз (франц.).}
Да и во всем отдам им предпочтенье,
Причем ко всем народам и краям
Относится равно мое сужденье:
И знают жизнь, и держатся смелей,
А нам всегда естественность милей.
XXXIX
Хоть мисс, как роза, свежестью сверкает,
Но неловка, дрожит за каждый шаг,
Пугливо-строгим видом вас пугает,
Хихикает, краснеет, точно рак.
Чуть что, смутясь, к мамаше убегает,
Мол, я, иль вы, иль он ступил не так.
Все отдает в ней нянькиным уходом,
Она и пахнет как-то бутербродом.
XL
Но cavalier servente - кто же он?
Свет очертил границы этой роли.
Он быть рабом сверхштатным обречен,
Он вещь, он часть наряда, но не боле,
И слово дамы для него - закон.
Тут не ленись, для дел большое поле:
Слугу, карету, лодку подзывай,
Перчатки, веер, зонтик подавай!
XLI
Но пусть грешит Италия по моде!
Прощаю все пленительной стране,
Где солнце каждый день на небосводе,
Где виноград не лепится к стене,
Но пышно, буйно вьется на свободе,
Как в мелодрамах, верных старине,
Где в первом акте есть балет - и задник
Изображает сельский виноградник.
XLII
Люблю в осенних сумерках верхом
Скакать, не зная, где мой плащ дорожный
Забыт или у грума под ремнем
(Ведь в Англии погоды нет надежной!).
Люблю я встретить на пути своем
Медлительный, скрипучий, осторожный,
Доверху полный сочных гроздий воз
(У нас то был бы мусор иль навоз).
XLIII
Люблю я винноягодника-птицу,
Люблю закат у моря, где восход
Не в мути, не в тумане возгорится,
Не мокрым глазом пьяницы блеснет,
Но где заря, как юная царица,
Взойдет, сияя, в синий небосвод,
Где дню не нужен свет свечи заемный,
Как там, где высь коптит наш Лондон темный.
XLIV
Люблю язык! Латыни гордый внук,
Как нежен он в признаньях сладострастных!
Как дышит в нем благоуханный юг!
Как сладок звон его певучих гласных!
Не то что наш, рожденный в царстве вьюг
И полный звуков тусклых и неясных,
Такой язык, что, говоря на нем,
Мы харкаем, свистим или плюем.
XLV
Люблю их женщин - всех, к чему таиться!
Люблю крестьянок - бронзу смуглых щек,
Глаза, откуда брызжет и струится
Живых лучей сияющий поток.
Синьор люблю - как часто взор мне снится.
Чей влажный блеск так нежен и глубок.
Их сердце - на устах, душа - во взоре,
Их солнце в нем, их небеса и море.
XLVI
Италия! Не ты ль эдем земной!
И не твоей ли Евой вдохновленный,
Нам Рафаэль открыл предел иной!
Не на груди ль прекрасной, упоенный,
Скончался он! Недаром даже твой
Да, твой язык, богами сотворенный,
И он бессилен передать черты
Доступной лишь Канове красоты!
XLVII
Хоть Англию клянет душа поэта,
Ее люблю, - так молвил я в Кале,
Люблю болтать с друзьями до рассвета,
Люблю в журналах мир и на земле,
Правительство люблю я (но не это),
Люблю закон (но пусть лежит в столе),
Люблю парламент и люблю я пренья,
Но не люблю я преть до одуренья.
XLVIII
Люблю я уголь, но недорогой,
Люблю налоги, только небольшие,
Люблю бифштекс, и все равно какой,
За кружкой пива я в своей стихии.
Люблю (не в дождь) гулять часок-другой,
У нас в году два месяца сухие.
Клянусь регенту, церкви, королю,
Что даже их, как все и вся, люблю.
XLIX
Налог на нищих, долг национальный,
Свой долг, реформу, оскудевший флот,
Банкротов списки, вой и свист журнальный
И без свободы множество свобод,
Холодных женщин, климат наш печальный
Готов простить, готов забыть их гнет
И нашу славу чтить - одно лишь горе:
От всех побед не выиграли б тори!
L
Но что ж Лаура? Уверяю вас,
Мне, как и вам, читатель, надоело
От темы отклоняться каждый раз.
Вы рады ждать, но все ж не без предела,
Вам досадил мой сбивчивый рассказ!
До авторских симпатий нет вам дела,
Вы требуете смысла наконец,
И вот где в затруднении певец!
LI
Когда б легко писал я, как бы стало
Легко меня читать! В обитель муз
Я на Парнас взошел бы и немало
Скропал бы строф на современный вкус.
Им публика тогда б рукоплескала,
Герой их был бы перс или индус,
Ориентальность я б, согласно правил,
В сентиментальность Запада оправил.
LII
Но, старый денди, мелкий рифмоплет,
Едва-едва я по ухабам еду.
Чуть что - в словарь, куда мой перст ни ткнет,
Чтоб взять на рифму стих мой непоседу.