— Все хорошо, Булочка, — прижимаю к себе.
— У тебя сейчас глаза такие были… — подбирает слово, — странные. Ты говорил с Бером?
— Угу. — киваю. — Ему не нравится Олежек.
— Тебе или ему? — уточняет Варя.
— Обоим, кудряшка, обоим.
Останавливаемся у одной из лавочек, что стоят в аллее, посвященной павшим воинам второй великой отечественной войны. Хочет присесть, но останавливаю. Все-таки не май месяц на дворе, холодно. Отморозит еще что-нибудь важное. Да и лавочка влажная. Усаживаю ее к себе на коленки. Через лавочку от нас, метрах в двадцати, отдыхает шумная компания. Ну, как отдыхают. Пьют. Пэпээсников на них нет.
— Я вообще не понимаю, как это работает? — Варя подкуривает сигарету, передает мне, и закуривает уже для себя.
— Что именно?
— Ну вот как ты с ним общаешься? Ты слышишь голос, видишь образы, или и то и другое? А какой голос у Бера? Или он просто рычит, а ты его понимаешь?
Тихо смеюсь в ее затылок. Любознательная малышка.
— Варь, а ты смотрела «Веном»?
— Смотрела. — глядит через плечо на меня и хитро улыбается, — Том Харди классный актер. Да и симпатичный.
— нНу вот у нас примерно так же, как с Веномом у Харди.
— Бер тоже хочет жрать бошки? — большие серые глаза становятся просто огромными.
— Нет, открыто он про это не говорил. Сейчас вот, он практически послал меня нахер и ушел спать. — делаю затяг сразу почти на полсигареты, — Но твой Олежек его выбесил. Не нравится он нам. Что-то с ним не так.
— Это у тебя твоя полицейская чуйка, — отмахивается Варя. — Олежка не сильно законопослушный человек.
— Вот как?
— Да, лихие девяностые, все дела. Да и Димка-то таким же был, если б не армия.
— Ясно-понятно. — правой рукой обхватываю за мягкий животик, накрывая полами куртки, чтоб не замерзла, а сам краем глаза наблюдаю за пьяной компашкой. Шума от них становится все больше и больше. Алко-градусы делают свое дело.
А Варя, чувствуя мое напряжение, говорит тихо:
— Кирюш, пойдем отсюда, мне тут не нравится.
— Пойдем, — встаем, беру ее за руку, и потихоньку идем в сторону дома.
— Э, молодежь! — зычный окрик заставляет Варю вздрогнуть от испуга, а Бера заворочаться недовольно. — Закурить не будет?
К нам подходят четверо. Парни подтянутые, лет 25 плюс-минус.
— Будет, — говорю, доставая пачку. Лучшая драка та, которой не случилось. Поэтому спокойно делюсь сигаретами.
— О, спасибо! — закуривают почти синхронно. А потом один из них делает роковую ошибку.
— А бабой своей не поделишься? — чувствуя свое численное превосходство, выдает один из них. — Сиськи уж больно зачетные, — Компашка ржет. А я, задвигая Варю за спину правой, с левой от всей души бью в лицо наглеца, и счастливо улыбаюсь оскалом, слыша, как с хрустом ломаются лицевые кости. Самоубийца падает на асфальт, ударяясь затылком. Смех стихает моментом. Бер дремлет, наблюдая в полглаза.
— Ты охренел, папаша! — тявкает один из них и делает характерное движение рукой. в ладони зажата «бабочка». Неумелый выпад, целится в мой живот, но перехватываю руку, выгибаю ее до хруста. Нож падает из сломанной руки, пострадавший зажимает ее, а я пинком отправляю его к первому.
Правый бок обжигает боль, но почти не замечаю ее, слышу только звук выстрела и вскрик Варвары. Планка падает мгновенно, контроль утерян. И Берсерк просыпается.
17. Варвара Миронова.
Пистолет в руке одного из нападавших не замечаем ни я, ни Кирилл, пока тот не выстрелил. От грохота заложило уши, я не слышала даже своего крика, когда Кирилл как-то странно дергается. Куртка моего мужчины разорвана на боку, и она моментально напитывается чем-то бурым. А через секунду раздается оглушительный рев. Я стоя за спиной огромного медведя, что, поднявшись на задние лапы, в буквальном смысле рвет на куски нападавших, наблюдаю за всем, будто находясь в вакууме. Не слышу ни единого звука, только вижу, как медведь резко хлопает передними лапами, превращая голову четвертого парня в месиво кроваво-белых брызг. И как обезглавленное тело валится на асфальт, подергивая ногами в агонии, как огромные клыки прокусывают голову стрелявшего, не оставляя не единого шанса на спасение. Как в диком, но беззвучном для меня, крике открывается рот того, что баюкает сломанную руку, когда медвежья лапа попросту отрывает ему обе ноги чуть выше колена, и как мощные задние лапы проходятся по бессознательному первому, превращая тело в кашу из костей и мяса..
А потом он оборачивается ко мне. Морда в чужой крови практически по самые уши, взгляд безумных черных глаз прожигает насквозь, оставляя в душе раны. Правый бок блестит кровавой полосой, кровь толчками заливает буро-черную шкуру. Устало падает на все четыре лапы. И вот снова Кирилл, мой майор. Идет ко мне, немного шатается. Вижу развороченный выстрелом бок, и зажимаю рот руками, чтобы не заорать. Коновалова шатает все сильнее. Пытаюсь подставить ему плечо и удержать в вертикальном положении, но ноги предательски подгибаются под немаленьким весом майора. Зажмуриваюсь от страха и Пытаюсь говорить что-то, но снова не узнаю своего голоса.