Ну что же, теперь господин офицер имеет все основания не любить лично меня. Что и демонстрирует.
— О детях обещали позаботиться, и… — довольно зло и все еще сквозь зубы начал было он.
Но мой состав уже сошел с рельсов, и его было не остановить.
Глава 7
— Вы действительно не понимаете, что происходит? — неприятным голосом спросила его я, отталкивая Лисандра себе за спину и привычным жестом складывая руки на груди. — Вы, взрослый человек, настолько наивны или намеренно не желаете смотреть правде в глаза? Позаботятся?! Отправят четырнадцатилетнего мальчика в забой и прикуют к тачке! Маленьких девочек отдадут в придорожный трактир, где их сделают не просто служанками, но и проститутками! Что?! Что вы так смотрите? Я говорю неприличные вещи?! Но это правда! Я видела, какими масляными глазами этот… субъект смотрел на мою старшую падчерицу! А самый младший? Вы всерьез думаете, что шестилетний больной ребенок выживет под «опекой» этого… человека?
Я так разозлилась, что от меня по комнате, кажется, искры летели. И мой напор заметно смутил непрошеных гостей.
— Вы… преувеличиваете, и… — даже господин лейтенант заметно растерялся, и его острая неприязнь как будто скомкалась, подзавяла.
— Я ничего не преувеличиваю. Поэтому не двинусь с места и не оставлю детей. В конце концов, это моя земля, мой дом и мои дети. По закону. Никто не смеет принудить меня отдать их. А вы… господин лейтенант… надеюсь, ваша совесть офицера и мужчины подскажет вам, что переносить личную неприязнь и, вполне допускаю, справедливую ненависть к моему покойному мужу на его ни в чем не повинных детей — недостойно дворянина и просто порядочного человека.
Уф-ф-ф… выпустила пар и слегка опомнилась. Но дело надо было доводить до конца, и потому:
— Я вас больше не задерживаю, господа. Можете идти.
Дверь уже закрылась, и шаги на крыльце затихли, а я все стояла все в той же позе недовольной королевы, со сложенными на груди руками, и смотрела прямо перед собой. Потом с трудом повернулась и наткнулась взглядом на Лисандра, прислонившегося к стенке, белого как мел, дрожащего…
Я хотела к нему шагнуть, успокоить как-то, все ведь вроде кончилось. Но коленки неожиданно подломились, и я села на пол прямо посреди комнаты, судорожно обняла сама себя за плечи и поняла, что меня натурально трясет, как неисправную колхозную молотилку на ухабистом проселке…
И тут едва слышно скрипнула дверь в детскую. Этот звук подействовал на меня как волшебная кнопка: дрожь разом выключилась. Стоило рассмотреть в узкой щели у косяка огромные перепуганные глаза старшей падчерицы, дрожащие и искривленные в немом плаче губы средней и зареванное лицо самого младшего.
Меня неведомой силой подхватило с пола и кинуло к двери. Разбудили, ироды!
Мне уже некогда было думать о том, какими были эти дети еще час назад — противными, избалованными, колючими и самоуверенными. Сейчас это были просто дети.
— Давно проснулись? — я открыла дверь, поймала инстинктивно отпрянувшую Эмилину за плечо и притянула к себе. Она не сразу отреагировала, пару раз моргнула, и только потом в ее глазах появился хоть какой-то проблеск сознания.
— Папенька… умер… Этот человек нас заберет? — сиплым от напряжения голосом выдавила она, и Кристис тут же заревела в голос. А Шон присоединился.
— Никто вас не заберет, — слабость разом куда-то подевалась, я решительно вздернула подбородок, достала из-за обшлага платья платок, поморщилась — не слишком чистый и мятый… но потом все равно вытерла лицо рыдающей Кристис, потом Шону, подхватила последнего на руки, почти не напрягаясь, с удовлетворением вспомнила, как в молодости удивлялись люди — в чем душа держится, а силушки как у мужика, обернулась, поймала за руку все еще пребывающего в прострации Лисандра и, слегка подталкивая, направляя в нужную сторону, загнала всех в детскую.
Там я уложила младшего в постель, а следом за ним запихнула и всех троих старших, включая подростка. Лисандр только моргал и не сопротивлялся. И ботинки скинул без возражения, и куртку отдал.
Девчонки и младший брат тут же вцепились в него со всех сторон, как маленькие клещи, парень напрягся было, а потом как-то вдруг обмяк. Похоже, случившееся сильно ударило по психике подростка и он временно растерял все привычные шаблоны. А еще он один, кажется, до конца понял главное: я могу уехать. Могу, никто меня не держит, вернусь к нормальной жизни, к теплой постели, завтраку из чужих рук, к столичным развлечениям… а они останутся тут одни. И он пока не знал, как реагировать на то, что я осталась и защитила. Но на всякий случай притих.