Нести искусство рабочим — этой цели посвятил всю жизнь один из любимых друзей юности Беранже, композитор и педагог Гийоме Бокийон. Да, да, тот самый Вильгем, который одалживал когда-то брату Весельчаку для выхода свои «парадные штаны».
Вильгем никогда не гнался за славой. Имя его не красовалось на крикливых афишах. Но он доволен прожитой жизнью и имеет право гордиться ею. Он создал свой метод, с помощью которого обучает пению даже немых. Преподает в школе, организовал хоровые кружки в мастерских, и ученики его, члены общества «Орфеон», выступают иногда в концертах.
Эти стихи Беранже сложил после одного из концертов общества «Орфеон», который очень порадовал его.
Может быть, именно музыка прежде всего призвана облагородить людские сердца, пролить в них мир, приобщить народ к пониманию высшей красоты, думал старый песенник.
Несколько месяцев спустя после того концерта Вильгем умер.
«…Умер шестидесяти лет, в бедности, совершенно изнуренный, с постоянной мечтой о распространении своего метода, плода двадцатидвухлетней работы. Власти города и департамента, преподаватели его школы, ученики провожали его гроб до кладбища, где ему были оказаны почести, которых он мог ожидать при жизни», — напишет Беранже в примечании к песне, посвященной Вильгему.
Редеет круг старых друзей Беранже. Вскоре вслед за Вильгемом умер типограф Лене в Перонне.
Умерла и старая тетушка Мари Виктуар… Из кружка времен «Обители беззаботных» остался один Антье да верная Жюдит, которая всегда рядом со своим другом-песенником.
Раз в неделю Беранже устраивает большие обеды для друзей. Общество за столом иногда собирается многолюдное. Но в этих трапезах ничего официального, парадного, показного. Ни лакеев, ни пышных туалетов, ни изысканных блюд, ни лицемерных речей. Никакой пыли в глаза. Обитатели домика в Пасси и их гости неподвластны жестким обручам светского этикета, модного жеманства, ходячих предрассудков. Все здесь дышит разумной простотой и свободой.
Хозяйка стола радушна, но без аффектации, полна достоинства, но без чопорности. Она все еще хороша, синеглазая Жюдит, хотя каштановые локоны вдоль ее щек поседели, а стройный стан несколько раздался. Все те же неторопливые, полные грации движения, проницательный взгляд, мелодичный голос, безошибочный вкус (ей очень к лицу черное шелковое платье с белой вставкой в виде «голубиной грудки»).
На столе букет роз и строй бутылок с виноградным вином. Розы и вино — это единственная роскошь, которую признает Беранже. Блюда простые, но обильные и вкусные. Хозяин, подавая пример гостям, ест с аппетитом, быстро.
— Хорошие мысли исходят из хорошего желудка, — весело приговаривает он.
Уж чего-чего, а хороших мыслей и острых слов за этим столом в избытке. Беранже, как всегда, запевала. Может быть, совсем недавно, накануне ночью, его мучили головные боли, невеселые, стариковские мысли долго не давали спокойно уснуть, ох, эти неотвязные мысли — о Франции, о прошлом и будущем цивилизации, о судьбах всего земного шара и о неудачной судьбе родного сына (Люсьен умер на острове Бурбон в 1840 году). Ох, эти ночные горькие мысли, благо что хоть днем, среди друзей, он может отогнать их и хоть на время стать похожим на прежнего брата Весельчака.
Лапуант рассказывает о своем визите к Гюго. Да, да, пэр Франции (Гюго недавно получил это звание) был очень любезен, сам открыл дверь — «заходите, заходите» — и провел Лапуанта в свой роскошный кабинет.
«Поэты — это короли», — сказал Гюго.
Беранже приподнимает плечи:
— Что же вы ему ответили?
— Ничего. Смолчал.
— А я бы на вашем месте сказал ему: «Мосье, я пришел снять мерку на пару ботинок».
Старому песеннику, как и его герою Тюрлюпену, титул короля совсем не импонирует. То ли дело башмачник или хлебопек! Молодые поэты-рабочие должны гордиться своими профессиями, а не отрекаться от них.