И все-таки наперекор всем бедам и смертям бедняк не разучился смеяться, не потерял вкуса к радостям жизни!
Сегодня Беранже в первый раз пропоет друзьям свою новую песню, она называется «Беднота», или «Нищие».
Кенекур стучит по столу: «Внимание!»
И Пьер Жан начинает:
Это не простая застольная импровизация, в этой песне — заветные мысли Беранже. В этой песне он сам, его стремление выстоять во что бы то ни стало, его гордость бедняка и его поиски счастья. Он сам и вместе с ним множество других таких же неимущих, от лица которых бросает он вызов тучным обитателям чертогов:
Легендарная бочка мудреца Диогена и мансарда парижского бедняка противостоят пышным дворцам. Костыль и сума Гомера дороже золота и воинской славы. Собственность — это ярмо, это постылый и докучный плен. С ней несовместимы спокойствие духа, веселый смех, истинное счастье.
Эта песня — своеобразный манифест молодого Беранже. Здесь впервые с блеском, с задором он провозглашает свой демократический эпикуреизм, свою философию противостояния миру собственников и деспотов.
Впоследствии песня «Беднота» с ее поэтизацией нищеты вызовет отповедь преемников Беранже, поэтов Парижской коммуны. «Нищие — счастливый народ! Только уж не говорите им этого, — с укором скажет Жюль Валлес. — Если они поверят, они не станут бунтовать, они возьмут в руки посох и суму, а не ружье».
Критика Валлеса хотя и справедлива, но одностороння. Да, песню «Беднота» нельзя назвать революционной. В ней нет призывов к борьбе, но молодой поэт уже развертывает здесь свое знамя демократизма, проводит линию размежевания двух лагерей — неимущих и собственников, и заявляет о том, что истинная человечность на стороне неимущих, к которым принадлежит он сам.
1809 год начался для Беранже с траура. От апоплексического удара умер отец. Средств на похороны не было. Все свое достояние де Мерси завещал любимой племяннице Аделаиде Парон, которая последние годы вела его хозяйство. Аделаида не пожелала взять на себя хотя бы часть погребальных расходов. С какой стати? У покойного есть сын, пусть он и позаботится о похоронах.
Она смотрит на Беранже с нескрываемой враждебностью, видя в нем претендента на доставшееся ей наследство. А вдруг станет оспаривать завещание, затеет судебный процесс?
Беранже, конечно, не думает заводить тяжбу, хотя и возмущен поведением Аделаиды. Он взял в долг у Кенекура, чтоб похоронить отца, а на остатки занятых денег купил на распродаже имущества, затеянной наследницей, старые часы покойного в память о нем.
«Что бы я делал без вас? — пишет Пьер Жан Кенекуру. — Весь в долгах. Что за будущее? Как! Неужели всегда придется мне зависеть от других!»
Вместе с сестрой Софи он наносит траурные визиты родственникам. Софи, худенькая, скромная, вся в черном, похожа на монашку, она и хочет уйти в монастырь. Как Беранже ни отговаривает ее от этого шага, девушка упрямо стоит на своем: видно, боится быть в тягость брату. Ведь он еле перебивается, даже за квартиру заплатить нечем. Не сняв траура, вынужден сочинять веселенькие куплеты к предстоящему карнавалу, чтоб хоть немного заработать.
Неужели он так и не выбьется и все мечты его разлетятся прахом?
«Ах, мой друг, напрасно я стараюсь рассеяться, отвлечься, — пишет Беранже тому же верному Кенекуру, — годы идут. Скоро будет потеряна всякая надежда…»
Но об этих его горьких мыслях не должен подозревать никто, кроме самых близких. «Не показывайте это письмо нашим друзьям, — тут же спохватывается Беранже, — не то они усомнятся в моей веселости».
Да, он дорожит своей репутацией Весельчака и постарается оправдать ее, несмотря ни на что.
«Изгнать печаль еще важнее, чем изгнать бедность», — говорит он. Помогает ему в этом Жюдит.
— Ничего не потеряно. Трудись. Поэзия — твое призвание, — твердит она, вторя тому внутреннему голосу, который не умолкает в нем самом.
Весной 1809 года Беранже пишет песню «Мое призвание». Хилый и некрасивый герой песенки затерт жизнью.