Свобода слова и мысли была в цепях, и все же ораторское искусство, пышно расцветшее некогда в годы революции, не иссякло, не зачахло во Франции.
На трибуне палаты депутатов шли настоящие турниры красноречия, ораторские поединки. Блестящие импровизированные речи произносились в салонах, которые посещал Беранже. И одним из лучших ораторов был депутат оппозиции, республиканец Манюэль. Роялисты ненавидели и побаивались его.
— Под мягким обличием кошки в этом человеке таится тигр, — говорили они.
Беранже впервые встретился с Манюэлем в 1815 году в одном из салонов. Высокий, худощавый, с бледным лицом южанина, с неспешными движениями, Манюэль не торопился вступать в споры. Но за внешней сдержанностью его угадывалась скрытая сила. Это впечатление подтвердилось, когда Манюэль заговорил. Речь его захватывала убежденностью, силой логики, блеском отточенных сарказмов. Действительно, такой оратор может быть грозой для политических паяцев и маркизов Караба, думал Беранже.
Чем лучше узнавали друг друга депутат и песенник оппозиции, тем глубже становилось их взаимное расположение.
Сын провинциального нотариуса, Манюэль, как и Беранже, не имел ни капиталов, ни титулов и выдвинулся лишь благодаря таланту, труду, уму и воле.
Как и для Беранже, духовной родиной для него была революция.
Восемнадцатилетним юношей вступил Манюэль в революционную армию. Когда школьник Пьер Жан упражнялся вместе с товарищами в стрельбе из маленькой пушки на пероннском валу, Манюэль шел в атаку на врага. Он дослужился в войсках республики до чина капитана артиллерии. Во время итальянской кампании был тяжело ранен и после того уже больше не вернулся в армию.
Юрист по образованию, он занялся адвокатской и журналистской деятельностью. Во время «ста дней» его избрали в палату депутатом от Барселонетты. В 1818 году, после роспуска «бесподобной палаты», Манюэль был избран вторично, на этот раз от Бретани. К голосу его прислушивалась не только Франция, но и вся Европа.
Оба друга — один речами, другой песнями — атаковали лагерь феодальной реакции, и фронт их атак расширялся, а удары становились все решительней и весомее.
Манюэль был одним из редакторов либерального журнала «Минерва», За два года своего существования, (1818–1819), обходя цензурные рогатки, журнал сумел опубликовать много песен Беранже («Маркитантка», «Простолюдин», «Изгнанник», «Старушка», «Бренюс», «Священный союз народов», «Миссионеры», «Мой старый фрак», «Дети Франции», «Возвращение на родину», «Время» и др.).
Беранже ценил благожелательный прием, который находила в «Минерве» его политическая поэзия, но на предложение стать постоянным оплачиваемым сотрудником редакции ответил отказом.
— Просто смешно заставлять друзей моих оплачивать куплеты, сочинение которых доставляет мне столько удовольствия, — говорил он Манюэлю.
Причина его отказа, однако, крылась глубже.
«Я с большим удовольствием подчиняюсь вашей литературной цензуре, — писал Беранже редакторам «Минервы» в октябре 1819 года. — Что касается политического духа моих куплетов, я не могу вам обещать столь полного послушания… Песенник — это застрельщик. Он идет на риск. Вы должны также иметь в виду, милостивые государи, что я мог бы настаивать на помещении тех песен, которые могли бы навлечь на вас ответственность».
Нет, Беранже не хочет подвергаться политической цензуре, пусть даже цензорами будут его друзья. Он отстаивает свою независимость. И Манюэль понимает его.
Встречи друзей становятся все чаще. Делиться мнениями, советоваться, вместе обсуждать политические дела и творческие замыслы становится для каждого из них настоятельной потребностью.
Манюэль часто бывал в салоне Лаффита. Этот богатейший банкир Франции, ворочавший колоссальными суммами, ведавший личными расходами короля, славился как филантроп и завзятый либерал. В его особняке на улице д’Артуа собирались вожаки политической оппозиции. Здесь вели поединки красноречия признанные корифеи либерализма, здесь оттачивали свои ораторские таланты и завязывали полезные знакомства молодые политические честолюбцы, будущие ученые, писатели, министры. Богатейшие люди Франции и бедные студенты, либералы, доктринеры, бонапартисты — пестрое, говорливое, разношерстное общество толпилось по вечерам в этом салоне, сделавшемся своеобразным штабом оппозиции.