Выбрать главу

За первым законом, принятым «во славу католического алтаря», последовал второй — в пользу аристократов-землевладельцев. Бывшие эмигранты должны были получить по этому закону вознаграждение за убытки, причиненные им революцией, правительство обязывалось предоставить миллиард франков в пользу «пострадавших».

Оба закона морально и материально ударяли по большинству подданных реставрированной монархии, но король, объятый одним стремлением — как бы потрафить святошам и маркизам Караба, — не снисходил до беспокойства о судьбах и настроениях плебеев.

Карл X, как известно, был привержен обычаям старины и пожелал, чтоб торжественная церемония его коронации происходила в древнем Реймском соборе, под сводами которого, согласно традиции, короновались его предшественники, французские короли.

К концу мая 1825 года в Реймс съехались тысячи участников и зрителей. Действо в соборе отличалось неслыханной помпой. Придворная знать в старинных атласных камзолах и шляпах с перьями, святые отцы в фиолетовых и пурпурных мантиях, государственные мужи в парадных мундирах — вся верхушка монархии восседала на фоне специально намалеванных для этого случая декораций. У входа в собор толпилась уйма народу.

Песенкой «Карл Третий Простоватый» Беранже откликнулся на это событие. В зачине песни речь идет о старом обряде, возобновленном Карлом: при коронации «в знак возрождения страны» в собор впустили стаю птиц.

Пустой обряд! Сам Карл Десятый Своей улыбки не сдержал… А весь народ, предчувствием объятый, «Спасайтесь, пташки!» — закричал.

Начиная со второй строфы, поэт, чтоб не дразнить гусей, прибегает к весьма прозрачной исторической аналогии. Вместо Карла Десятого на сцене появляется Карл Третий, царствовавший в IX веке во Франции и прозванный в народе Простоватым. От нынешнего короля его отделяет около десятка столетий, но тем не менее в судьбе Простоватого, если обратиться к историческим справкам, можно найти нечто весьма сходное с судьбой реставрированных Бурбонов. Карл III был в свое время свергнут с престола и бежал в Англию, где нашел приют. Как известно, свергнутые революцией Бурбоны тоже нашли приют в Англии.

С помощью сеньоров и духовенства Простоватому удалось вернуть свой престол. И Бурбонам тоже. Но Карл III процарствовал недолго…

Далее в песне оба Карла — Десятый и Третий — как бы сливаются в одно лицо. И острые политические намеки адресованы прямиком к современному Бурбону.

В своем пристрастье к галуну, Давя налогами страну, Вот Карл идет, расшитый златом, Вассалы верные — за ним, Хотя недавно тем же штатом Они ходили за другим… Но миллиард вернул их верность: Цена не слишком высока!

Каждому ясно, о каком миллиарде упоминается здесь. Это миллиард франков, который Карл с помощью правителей-роялистов преподнес за счет народа своим дружкам и собратьям по эмиграции,

«Спасайтесь, пташки, по лесам!» —

все настойчивее призывают строки рефрена.

Насмешливыми, трезвыми и осуждающими глазами народа глядит песенник на шутовскую церемонию, развертывающуюся в соборе. Вот Карл, моля небеса о ниспослании благодати, падает в ноги епископу. Король надел на себя пояс с мечом Карла Великого, но меч слишком тяжел для него, и Карл, свалившись у поповских ног, не может подняться. Из толпы кричат: «Вставай!» А король все лежит.

«Святому отцу» только того и надо. Нагнувшись, он шепчет королю:

«…Слово только дай, Что нам заплатишь за подмогу, И правь, хоть лежа. Мы — с тобой».

С восшествием на престол Карла X труженики Франции почувствуют двойной гнет: гнет короля и гнет попов. Пташки тоже могут подпасть под действие известного закона о святотатстве. Но пернатые разлетятся, а каково-то придется тем, у кого нет крыльев?

Тяжел наш рок! Завидуем мы крыльям!.. Спасайтесь, пташки! Бросьте нас!
* * *

— Французы скоро забудут своих настоящих героев и гениев, — говорит Беранже постоянному своему собеседнику Манюэлю. — Мелюзга, стоящая у власти, добивается этого.

Песенник и его друг возмущены, что правительство отказало детям художника Луи Давида, скончавшегося в изгнании, похоронить его прах на родине. И после смерти художника-гражданина монархия не может забыть его прошлое. Она боится того, кто голосовал за казнь Людовика XVI, ненавидит художника, чьи полотна служили революции. В драматической песне «Похороны Давида» Беранже обращается с призывом к Франции открыть объятия для останков своего гениального сына.