И ЗА РЕШЕТКОЙ ОН БУДЕТ ПЕТЬ!
В салоне Лаффита переполох. Беранже объявил, что собирается издать новый сборник, куда войдут его самые дерзкие и боевые политические песни последних лет.
— Как, и «Бесконечно малые»?
— И «Смерть Сатаны»? — хватаются за головы осторожные вожди оппозиции.
— Неужто и «Красного человечка» вы собираетесь напечатать?
Рассказывают, что листки с песнями Беранже иногда попадают на ночной столик Карла X. Король вскакивает как ужаленный, неистово трезвонит в колокольчик, призывая камердинера и слуг. Кто посмел подкинуть к нему эти листки, дышащие ядом? Волны монаршего гнева несутся по всей стране. Красные человечки так и мельтешат в глазах обитателей дворцов и посетителей салонов.
Песенка Беранже «Красный человечек», которая вызывает бурю восторга в гогеттах, бурную ярость властей, а либералов заставляет опасливо кряхтеть и коситься, основана на народном поверье. Каждый раз перед несчастьем, грозящим обитателям королевского дворца Тюильри, в стенах его появляется человечек, похожий на гнома.
рассказывает старая дворцовая метельщица из песенки Беранже.
Человечек этот появлялся в девяносто первом году перед низвержением и казнью Людовика XVI; мелькал он во дворце и перед казнью Робеспьера и перед падением Наполеона. А теперь вот уже третью ночь он приходит в Тюильри!
Рефрен песни вгоняет в дрожь и короля и всех слуг реставрированной монархии. Еще бы! Прямое предсказание скорого конца!
Гости в салоне Лаффита ежатся. Ведь на них тоже падет тень, если сборник, начиненный порохом, вдруг выйдет в свет. Представить только! Там ведь, в этой книге, будут ко всему прочему и сатиры на его святейшество, главу римской католической церкви: «Папа-мусульманин», «Свадьба папы», «Сын папы» (Брр! Язык не поворачивается выговаривать такие слова!), и святотатственная песня «Ангел-хранитель». К гневу короля присоединится гнев святых отцов. И тогда конец «доброму согласию» партий, которое пытается установить «добрый министр» Мартиньяк с помощью разумных либералов.
— Это выступление подорвет наши позиции в палате, подрежет все наши планы и надежды, — с дрожью в голосе и слегка в нос произносит один из гостей. И другие поддерживают его печальным блеянием.
Беранже оглядывается. А как «молодые его друзья»? Тьер и Минье помалкивают, опустив очи долу. Не хотят замочить лапок! Дипломаты!
А Лаффит так и устремляется к песеннику:
— Дорогой наш друг! Зачем торопиться? Вы сами ведь многим рискуете. Неужели вам хочется скандала? Вторичного процесса? Тюремного заключения? И, может быть, надолго! Ведь все это отразится на вашем здоровье, а оно так хрупко. Мы все хотим поберечь вас!
С миной доброго папаши банкир уговаривает песенника, отведя ею в уголок. Зачем кричать вслух? Лучше потише и повнушительнее.
Напрасны протесты, уговоры, предостережения, они не собьют Беранже с толку, не заставят отступить.
«…Чем настойчивее проповедовали мне молчание, тем острее я чувствовал необходимость прервать его, по-своему протестуя против «слияния», которое сбивало с толку общественное мнение и могло послужить укреплению принципов легитимизма», — признавался Беранже.
Сборник под названием «Неизданные песни» вышел в свет в октябре 1828 года.
Автор поспешил укатить в Нормандию, на берег моря, чтоб успеть набрать в легкие воздуху перед тем, как попасть в тюрьму.
Отдых его был на этот раз очень короток. Один из новых молодых друзей Беранже, писатель Проспер Мериме, известил его, что ожидаемый скандал разразился.
«Но я не очень подвержен страху и к тому же ко всему подготовлен, — отвечал Беранже молодому другу (он недавно познакомился с Мериме и тотчас же оценил его острый ум и литературное дарование). — Его величество, кажется, не нашел мои стихи столь приятными, как мне лестно было надеяться. Что поделаешь? Короли, видимо, сделаны из другого теста, чем мы, жалкие смертные, к тому же наш король за последнее время, кажется, немножко испортился».
Беранже видит, что не только «верхи» общества, но и многие из либералов, которые до сих пор называли себя его друзьями, отшатнулись от него.