И что больше всего должно было поразить родственников Эмили, это то, что загадку так и не решили. Тело найдено не было.
Так что по сравнению с этим могла значить небольшая взятка?
Ким набрала код Солли, и он появился на экране — вопреки ожиданию не очень удивленный.
— Можем ли мы это устроить? — спросила она.
Он поглядел на нее неодобрительно:
— Моя прекрасная подруга входит в штопор?
— Да, — ответила она. — Если это требуется. Можно это устроить?
— Я кое-кого знаю, — сказал он.
— И сколько это будет стоить?
— Не знаю. Может быть, пару сотен. Я позвоню тут разным людям, а потом свяжусь с тобой.
Ким собиралась позавтракать с представителем Теософского общества братом Кендриком. Ее целью было не просить пожертвований, а убедить Общество, что никаких пагубных долгосрочных эффектов от проекта «Маяк» не будет. А это, как она надеялась, приведет к тому, что Общество перестанет выступать молчаливой оппозицией Института.
Они завтракали в «Кашмире», где специализировались на кухне архипелага Себастьян. Брат Кендрик выразил озабоченность Общества по поводу того, что серия новых звезд может сделать необитаемым пространство объемом в восемь миллионов кубических световых лет.
Ким указала, что никаких человеческих поселений нет вблизи зоны, которую техники называли целевой.
— А не человеческих? — спросил он.
Этот вопрос застал Ким врасплох.
Брат Кендрик, как почти все обитатели Гринуэя, был человеком неопределимого возраста, но предпочитал проповедовать, а не разговаривать. Его манера выдавала лишь слегка скрытую покровительственность, взгляд не отрывался от глаз Ким, и было очевидно, что он говорит, преодолевая тщательно контролируемую злость. У него была аккуратно подстриженная черная борода и длинные волосы. Теософы не были рабами моды.
— В этой зоне их нет, — сказала Ким. — Мы специально провели обширные наблюдения, чтобы убедиться…
— А сколько звездных систем находятся в поражаемой зоне? — спросил брат Кендрик.
— Несколько сотен.
— Несколько сотен. — Он произнес это так, будто подобное число граничило со святотатством. — И вы проверили каждую планету всех этих систем?
— Не всех, — признала Ким. — Почти все системы представляют собой множественные звезды, которые не могут удерживать планеты на стабильных орбитах. У других нет миров в биозоне…
— Доктор Брэндивайн! — Он выпрямился, весь — борода, глаза и прямой позвоночник. — Истина такова, что мы до сих пор мало что знаем о происхождении жизни, и потому мне кажется несколько самоуверенным заявление, будто мы умеем определять хоть сколько-нибудь достоверно, каковы необходимые для нее условия. Единственное, в чем мы можем быть уверены, это в том, что несколько сот звездных систем в ближайшее столетие получат мощную лучевую ванну. И мы можем уничтожить как раз то, что мы ищем.
Появился официант. Ким заказала салат. Подобные споры не вызывали у нее аппетита. Ее собеседник заказал блюдо из вареного риса и угрей.
— Брат Кендрик, — сказала она, — мы с самого начала осознавали эту опасность и за четырнадцать лет провели большую работу, чтобы удостовериться: никто не пострадает.
Он заговорил менее враждебно:
— Я знаю, что вы хотели поступить правильно, доктор Брэндивайн. Но нам кажется, что мы слишком бесцеремонно взялись за такое дело.
Официант принес вино, и Ким предложила тост за Теософское общество. Брат Кендрик заколебался:
— В этой ситуации, боюсь, это может быть неуместно. Давайте лучше выпьем за ваше здоровье, доктор Брэндивайн.
Вино было безвкусным.
— Я вас могу заверить, что мы сделали все, что было в пределах разумного.
— Кроме одного: не отменили программу.
Кендрик был одет в белую рубашку с серой лентой и серый пиджак. Глаза у него были того же оттенка, и была в нем какая-то общая серость, наводящая на мысль, что он изжил в себе человеческую природу и его ничем не проймешь. Ким ощущала всю тяжесть его моральной правоты.
— Когда испытывали первую водородную бомбу, — сказал он, — существовали определенные опасения, что взрыв вызовет цепную реакцию. Взорвет всю планету. Ученые интуитивно понимали, что шанс на это очень мал, и потому рискнули. Рискнули всем, чем мы были тогда и чем могли стать потом. — Кендрик посмотрел на бокал и осушил его залпом. — Доктор Брэндивайн, чем отличается их поступок от того, что сделал Институт?
— В этой зоне не было никого, — повторила она. — Никому не мог быть причинен вред.
На его медальные черты упала полоска солнца.
— Будем надеяться, что вы правы.
Ким была рада вернуться к себе в кабинет. Когда Мэтт спросил, как прошел завтрак, она пожаловалась, что брата Кендрика не удалось сдвинуть с места. Никакие аргументы об условиях, которые должны создаться, чтобы появились органические молекулы, на Кендрика не действуют.
— Он считает, что любые меры, кроме непосредственного осмотра, неадекватны.
— Жаль, — сказал Мэтт. — Но мы должны были попытаться.
— В следующий раз говори с ним сам.
— Я говорил с ним в прошлый раз. — Мэтт постукивал пальцами по столу. — Я надеялся, что он восприимчив к женскому обаянию.
— Ты у меня в долгу, — сказала Ким.
Он кивнул.
— За мной завтрашний ланч. Кстати, тебя искал Солли.
Солли в данный момент находился на семинаре, и ей пришлось ждать до конца дня, чтобы с ним поговорить. Его изображение появилось у нее на экране, когда она уже собиралась домой.
— Не выходит, — сказал он.
— С Архивами? Я думала, у тебя там есть концы.