Теперь они довольно редки в Египте; по-видимому, они перешли в большие внутренние озера и в реки Абиссинии, Сенегала, Конго и Южной Африки.
Предметом торговли служат теперь их зубы, шкуры и жир.
В то время как Гиллуа и Барте по привычке обратились к научным воспоминаниям о бегемотах, Лаеннек и Кунье здраво сообразили, что следовало бы захватить одного из этих громадных животных, которое может доставить обильный запас свежего мяса.
— Мы прокоптили бы большую часть, — сообщил Лаеннек свою мысль молодым людям, — и таким образом у нас на несколько недель хватило бы здоровой и вкусной пищи!
— Может быть, — ответил Барте, встряхиваясь, — стадо вышло на берег не слишком далеко от нас. Но можем ли мы с некоторой осторожностью подойти так близко, чтобы убить одного из карабинов?
— Почти невозможно!
— Я знаю, что это животное уязвимо только в некоторых частях, но…
— Не в этом затруднение,— перебил Лаеннек. — Стоит только всадить ему пулю между глаз, и бегемот повалится, как убитый бык; но днем он редко выходит из реки, и если выйдет случайно пощипать травку, то при малейшем шуме погружается в воду.
— Но как же тогда туземцы охотятся за ним?
— В каждой стране свой обычай. В верхнем Конго ставят крепкие сети или капканы на дороге, ведущей на поле сорго или сахарного тростника, которое он уже начал опустошать; ловят его и другими способами; иногда его преследуют в лодках с гарпуном. Но из всех этих способов, испытанных мною, ни один не может сравниться с засадой. Стоит спрятаться вечером на плантации, которую он любит посещать, и бить в упор без промаха.
— Не можем ли мы попытаться в эту ночь?
— Для этого надо знать привычки стада, приблизившегося к нашему берегу. Я уверен, что Кунье и Буана уже построили план охоты на бегемотов, которые обыкновенно выходят на этот маленький песчаный берег. В таком случае нам стоит только послать Кунье и Иомби в лес; они скоро разузнают место, где эти животные привыкли насыщаться.
Когда Кунье, каждый день становившийся искуснее в наречии фанов, успел рассказать Иомби, что требовалось от него, последний отвечал, что нет необходимости принимать столько предосторожностей для поимки бегемота и что если Лаеннек даст ему пирогу и кого-нибудь, кто мог бы грести, то бегемот будет убит через час.
Это предложение было передано Лаеннеку, который немедленно спросил фана, как он намерен действовать.
Йомби отвечал через своего переводчика, что он знает очень простой способ заставить бегемотов подняться из воды, а в ту минуту, когда одно из этих животных покажется на поверхности, он раскроит ему череп топором.
Путешественники держали совет.
— Я не думаю, — сказал Гиллуа, — чтобы мы вправе были доверять Йомби; опасно дать ему и лодку и топор.
— Возможно, что ваши опасения неосновательны, — ответил Лаеннек. — Я знаю характер негров и уверен, что наш фан отдался душою и телом своему спасителю Барте. Но лодка— наше единственное богатство, а топор может послужить Йомби, чтобы отделаться от Кунье. Поэтому я думаю, что благоразумие требует держаться вашего мнения.
— Вот если бы нам поехать с ним, — предложил Барте.
— Ваше предложение довольно опасно,— ответил Лаеннек.— Умеете ли вы плавать?
— Достаточно для того, чтобы не бояться переплыть Конго,— ответили молодые люди.
— В таком случае можно попытаться.
Йомби, узнав, что просьба его исполнена и что, сверх того, он выкажет свое искусство перед белыми, немедленно начал одну их тех плясок, перемешанных с криками, хлопаньем и топотом, в которых негры дают исход радости, доведенной до высшего предела.
Этот пример оказался заразителен. Кунье пустился в пляс визави с фаном. В свою очередь и Буана не могла отстать от них, и трио представило полную картину выразительных гримас и кривляний, в которых заключается искусство африканского танца.
Вдруг Йомби, как бы пораженный внезапной мыслью, бросился в лес, оторвал длинную ветвь железняка и вернулся так же быстро. Путешественники подумали, что этот жест составляет часть программы и что они увидят новую фигуру странной пляски, когда фан объявил с торжествующим видом:
— Вот этим Йомби заставит плясать речного быка! Интермедия заставила на минуту забыть охоту за бегемотом, но негр ни за что на свете не отказался бы от
своей идеи, он хотел показать белым и двум другим неграм, как фанский воин охотится за царем африканских рек.
Когда сели в пирогу, Кунье пустил ее по течению, Буана осталась на берегу с Уале приготовлять завтрак. Как только лодка отошла на четыреста метров, Йомби сделал знак Кунье грести тише.
— Бара-уаду (речные быки) тут, — сказал он, указав рукой на изгиб реки, похожий на маленькую бухту, вода в которой стояла неподвижно, как в озере.
— Спроси у него,— сказал Лаеннек Кунье, который всегда служил переводчиком,— как он мог узнать так далеко присутствие этих животных?
На вопрос немедленно был дан напыщенный ответ:
— Никакое животное ни в лесах, ни в воздухе, ни в воде не может ускользнуть от глаз фана. Иомби примечает бара-уаду, потому что они не могут скрыть свое дыхание.
Действительно, присмотревшись внимательно, путешественники приметили в том месте, на которое указывал Йомби, тысячи воздушных пузырьков, лопавшихся на поверхности воды.
Фан стал на носу с веткой железняка в руке; Кунье начал медленно грести по указаниям своего товарища. Лаеннек и молодые люди на всякий случай приготовили карабины.
В ту минуту, когда лодка вошла в бухту, Йомби вдруг смело погрузил в воду свою длинную ветвь, потом с быстротою молнии бросил ее и схватил топор, лежавший у его ног. Только что он успел стать в позицию человека, собирающегося ударить, как громадная голова бегемота высунулась из воды около самой пироги, и в то же мгновение топор опустился между глаз животного, так что наполовину исчез в черепе. Смертельно раненный бросился на нападающих и опрокинул лодку, но это было его единственное и последнее усилие; он скоро растянулся в потоке черной крови, лившейся из его раны, и остался неподвижен под водой.
В это время путешественники, находившиеся только в тридцати метрах от берега, добрались до него благополучно, не оставляя своих карабинов; к счастью, все стадо, испуганное шумом, поспешило на середину реки, не думая мстить за убитого товарища.
Между тем как Кунье вплавь тащил лодку к берегу, Йомби длинной веревкой привязывал бегемота за один из его зубов и почти в одно время со своим товарищем вышел на берег. Наши путешественники могли только довести животное до берега; вытащить его из воды совсем было невозможно. Бегемот был крупен и тяжел. Лаеннек полагал, что вес его должен превзойти пять тысяч фунтов.
После короткого совещания решили разрубить тушу на месте, но для этого необходимо было переменить стоянку.
Переселение потребовало совсем немного времени, потому что запасов с ними не было никаких, кроме пороха и пуль; для пропитания путешественники должны были полагаться только на свое искусство, а из кухонной утвари хранили только чугунный котел, который Лаеннек брал с собой во все свои экскурсии и который был отдан на руки Буане.
Весь день рубили бегемота длинными полосами; прежде чем коптить, их сушили на огне, вытапливали жир, который Буана сливала в тыквенные бутылки, приготовленные Кунье и Иомби.
Увидев уже вечером, что запас превосходит весом то, что пирога может вместить, путешественники бросили свое дело и начали строить на ночь шалаш и разводить костер для защиты от хищных зверей.
За этим занятием им показалось, что остатки бегемота на берегу зашевелились. Барте и Гиллуа хотели уже пойти узнать, что значит это странное явление, когда Лаеннек остановил их.
— Берегитесь!— сказал он.— Это, может быть, крокодилы. Конго ими наводнен.
Лаеннек сказал правду, потому что через несколько минут остатки бегемота исчезли под водой.
Крокодил оспаривает у бегемота владычество над большими африканскими реками. Справедливость требует сказать, что ни тот ни другой не может успешно бороться с противником, поэтому они имеют обыкновение избегать друг друга, и довольно редко можно встретить их в одних и тех же местах, если только, как в настоящем случае, крокодила не привлечет труп его врага.