— Главный железнодорожный терминал…
— Как?
— Пустяки. Никому не известное здание в забытом городе, который, скорее всего, и не существовал никогда. Перевалочный пункт.
— Может, ты и прав. — Мелия задумалась. — Если станция рассчитана на серьезные грузопотоки — не база для личного состава и не узел связи…
— Грузопотоки? А что за груз, к примеру?
— Откуда мне знать. Да и сомнительно. Перенос значительных масс расшатывает темпоральную структуру в месте передачи и приема…
— Может, им безразлично. Может, они, как и я, устали. — Я зевнул. — Давай спать: утро вечера мудренее.
— Безразлично — этот как? Что ты хотел сказать?
— Ничего, девочка моя. Ни боже мой…
— А ты Лизу тоже называл девочкой? — повысила голос Мелия.
— Какое отношение к делу…
— Самое прямое! Поглупел от любви, мальчик мой. На всем, что ты говоришь или делаешь — и думаешь, — оставила след эта… мифическая возлюбленная! Почему бы не выбросить ее из головы и не подумать о насущном? Основная последовательность Коммутатора в опасности, а то и повреждена непоправимо — благодаря твоей безответственности!
— Выбросить из головы? Подожду. Еще вопросы?
— Извини, — вздохнула Мелия. — Не то говорю… Просто устала. И мне страшно.
Она покачала головой, прикрыв глаза ладонью.
— Ничего удивительного. Мне тоже. Не бери в голову. Лучше ложимся спать.
Мы заняли две разные комнаты. Пожелать друг другу спокойной ночи не хватило сил.
Поднялся я рано: мертвая тишина действовала на нервы даже во сне. Кухня в жилом крыле не оставляла желать лучшего; судя по всему, даже АП-теоретики любят свежеснесенные яйца и сладкую ветчину. Опять же, во вневременной камере продукты не портятся.
Заказав с пульта два завтрака, я собрался идти за Мелией, к ней в комнату, но передумал, когда в большом зале раздались шаги.
В длинном свободном платье, она стояла за пультом у большого кресла, глядя на экраны. Я был босиком, и Мелия обернулась только футов за десять. Судя по выражению лица, у нее случился приступ стенокардии.
У меня приступ чуть не случился тоже. Если бы это был гнев на прекрасном лице… Передо мной стояла развалина со впалыми щеками и выцветшими глазами, некогда сверкающими и страстными. Ноги под ней подкосились, но я успел подхватить ее под руку, высохшую, как ветка мертвого дерева. Очень скоро Мелия взяла себя в руки; лицо стало едва ли не безмятежным.
— Ты пришел, — прошелестела она тихо, но твердо. — Конечно пришел. Само собой — я знала, что ты придешь.
— Хорошо, когда тебя ждут, мадам, — ответил я любезно, как последний идиот. — Кто вам сказал, что… ну, мы будем здесь?
— Прогностические мониторы, разумеется. — Она слегка нахмурилась, глядя в сторону. — Могу я спросить: где остальные члены экспедиции?
— Она… спит все еще.
— Спит? Весьма любопытно.
— Там вон. — Я кивнул в сторону жилого крыла. — Она будет рада узнать, что мы не одни. Вчера выдался длинный день, и…
— Простите, вчера? А когда вы прибыли?
— Около суток назад.
— Но почему вы не сказали сразу? Я ждала так долго… — Голос ее предательски дрогнул.
— Мне очень жаль, мадам, но мы не знали. Мы обыскали всю станцию, но…
— Не знали? — На ее лице проступил ужас.
— А где вы находились? Я проверил каждую комнату — не понимаю…
— Я… там — во внешнем флигеле, — сказала она убитым голосом, смахивая слезы. — Я решила, что вы откликнулись на мой сигнал. — Голос немного окреп. — Впрочем, не важно. Вы здесь. Мне нужно несколько минут, не больше. Несколько сообщений, но если у вас нет времени… — Она заторопилась, пристально глядя мне в глаза.
— И не думаю вас торопить, мадам. Боюсь, правда, тут недоразумение…
— Но вы не оставите меня здесь? — Голос ее дрожал, она вцепилась мне в руку своей птичьей лапкой. — Возьмите меня с собой! Не оставляйте, пожалуйста!..
— Обещаю, — сказал я и взял ее за руку. Рука оказалась сухой и холодной — действительно, индюшачья лапа… — Думаю, вы многое напутали… о прошлом. Наверное, я тоже. Вы работали здесь — на этой станции?
— О нет. — Она помотала головой испуганно, как ребенок, пойманный у сахарницы. — Здесь… совсем чужая станция. Я просто скрылась сюда после Падения, понимаете?
— А где персонал станции, мадам?
Она посмотрела так, будто я сказал глупость.
— С самого начала никого не было — в точности как сказано в моем рапорте. Я застала станцию брошенной. Здесь только я, больше никого.
— Полное одиночество, я понимаю. Но теперь вы с нами. Все будет хорошо.